И улыбнется счастье…

Она сидела в огромном кресле, вытянув ноги, и курила. Леня играл с маленькой Аськой. Отчаянно мечтавший о ребенке, Леня уже давно смирился, что своих детей им с Любкой не видать, вот и не упускал шанса поиграть с Виолеттиной дочкой.

— Ты ее балуешь, — сурово заметила Виолетта.

— Это кретинизм? — обернулся он.

— Нет, хотя тоже в своем роде… Кретинизм — это мои песни. Это я сама в предлагаемых мне обстоятельствах… Это куча напомаженных дурочек и старая корова в центре этой попсовой вселенной.

— У тебя-то рейтинг выше, чем у них всех, вместе взятых…

— Твой рейтинг тоже полный кретинизм, — парировала Виолетта.

— Но ты звезда…

— Я не ощущаю себя звездой, — усмехнулась Виолетта. — Я себя дурой ощущаю.

— Ветка, тебе просто надо отдохнуть. Надо взять Аську, и мы все вместе махнем в Калифорнию. Хочешь?

— Прямо в отель, — хмыкнула Виолетта. — «Отель „Калифорния“»… Не могу, дорогой ты мой. У меня обязаловка перед этой мафиозной группировкой, именующей себя «Мираклем». И ты это знаешь не хуже меня.

Пока я не сдохну на какой-нибудь сценической площадке в Мухосранске, они не дадут мне отдохнуть… Отдыхает главный лидер.

— Ты стала вульгарной, — не выдержал Леня. — Все время ругаешься. При ребенке.

— Я такой была всю жизнь, просто ты этого не приметил… А ребенок и не такое слышит. Увы.

— Ветка, я сам обо всем договорюсь. Хочешь? Тебе надо отдохнуть…

— Мне надо умереть, — сказала Виолетта. — Тогда грянет посмертная слава. Но от меня уже ничего не потребуют. Будут зарабатывать на некрофилии. Как ты думаешь, хорошая мысля пришла в мою башку?

Он ничего не ответил. Виолетта и в самом деле выглядела бесконечно усталой. Он подозревал, что Фрайман ей просто мстит таким вот образом — за то, что Виолетта ушла от него, забрав дочь. Он просто с ним поговорит. Нельзя же личное путать с делами… Что Фрайман будет делать, если его «призовая лошадка» падет прямо во время забега?

Аська тихо лепетала что-то на своем личном языке, понятном только ей одной. Виолетта молчала, задумчиво наблюдая за дочкой.

— Знаешь, кого я сегодня встретила? — нарушила она тишину.

— Нет.

— Алену.

Он не сразу понял, про кого она говорит.

— Подруга моя, — пояснила Виолетта со странной усмешкой!. — Детская… Та самая, из-за которой мы тогда влипли. Помнишь?

Он вспомнил эту грязную историю.

— Как прошла встреча? Ты исполнила свое заветное желание? Дала ей оплеуху?

— Нет, — рассмеялась Виолетта. — Я, Ленечка, стала очень жалостливая. Жисть обломала… Или просто появились более серьезные враги. Но она задала мне один любопытный вопросец.

Она помолчала.

— Какой? — спросил Леня, чтобы заставить ее снова говорить.

— Кто убил этого урода Дыню? — тихо сказала Виолетта. — А я и сама не знаю. Представляешь?

— Тебе это важно?

Она немного подумала.

— Эта история… — сказала она затем, — ты даже не представляешь, как она сломала наши жизни… Нам всем захотелось срочно уехать. Бросить наш город. Забыть все, начиная с этой истории, с самих себя и собственного детства… Мы бежали. Но я до сих пор хочу вернуться, понимаешь? Я до сих пор не могу привыкнуть к Москве, хотя это очень славный город. Но там мой город. Там моя река. Там осталась я. А здесь только моя внешняя оболочка. Мне даже кажется, что облако, на котором, по Аськиным словам, жил Бог, осталось там, в Саратове. Как ты думаешь, Леня, может быть, нам уже можно туда вернуться?

Она смотрела на него, и в ее глазах он увидел отчаяние и надежду, что вернуться можно. Эта надежда была слабой, и все-таки она освещала Виолеттины глаза изнутри мягким и теплым светом.

— Давай попытаемся, — сказал он не очень-то уверенно. — Попытка не пытка…

И оба замолчали, прекрасно понимая, что иногда попытка все-таки оборачивается пыткой. Увы…

* * *

Тщетно было пытаться успокоиться… Воспоминания уже нахлынули на Алену, и справиться с этим она не могла.

Никто не узнал бы сейчас в заплаканной женщине светскую львицу, известную тусовщицу с надменностью во взгляде. Ее любимые брюлики валялись на столе, точно обычная дешевая бижутерия.

А сама владелица этого свидетельства высокого материального статуса сидела, поджав ноги, курила, и по ее щекам ползли слезы. Куда, скажите, убежать от воспоминаний? Или, может быть, кто-то подскажет место, где человек сможет спрятаться от самого себя?

— Я хочу вернуться, — прошептала Алена. — Я хочу увидеть снова Аську. Митю. Клауса. Виолетту эту чертову… Я хочу… домой. Я хочу домой. Я…

Она захлебнулась от слез и практически невыполнимого желания снова стать юной, оказаться в том, теперь далеком, городе, который стал вдруг недостижимее какого-нибудь Нью-Йорка, и Алена сжалась от не выплаканного до сей поры горя.

Неужели она никогда не сможет туда вернуться?

— Я хочу найти Аську. Я хочу найти Митю… Я хочу найти снова саму себя!

Она вдруг поняла, что просто надо решиться. Надо набраться мужества.

— Не так уж это и невыполнимо, — пробормотала она. — Все просто. Покупаешь билет. Садишься в поезд. Едешь всего одну ночь — и ты снова дома…