И улыбнется счастье…

И настала тишина. Аська навсегда запомнила то ощущение свободы и легкости, которое появилось почти мгновенно. Именно с того дня Аська и начала молиться. Каждый день. И все больше и больше уходила к Богу.

Однажды она пришла в этот приют — хотела усыновить девочку, да вышло так, что усыновила она сразу много девочек… Не смогла выбрать одну. Аське это показалось нечестным, все они нуждались в ее, Аськиной, любви. И сами дарили ей свою любовь, делая Аську счастливой.

Счастливой. Аська вернулась из своего прошлого. И улыбнулась.

Да, она счастлива…

И все-таки, оставшись сейчас одна, она снова испытала грусть.

Иногда ей так хотелось снова увидеть Митю!

Знать бы только, где его можно найти…

Впрочем, как говорил ей не раз батюшка, если Господу будет угодно, они непременно встретятся.

И иногда Ася садилась у окна и смотрела на небо, и если там появлялось большое облако, она замирала сначала по-детски, а потом шептала заветные слова просьбы.

Чтобы Ему это стало угодно. Хотя бы на несколько мгновений…

* * *

— «И если боль твоя стихает, значит, будет новая беда», — подпела Виолетта Никольскому и грустно усмехнулась.

Если бы она тогда слушала Леню и не слушала Фраймана! Сейчас Виолетте не было бы так противно. Она ведь так и осталась чужой в этой попсовой тусовке. Она никогда не станет там своей!

Но девять лет назад ей отчаянно были нужны деньги.

Вот она и стала Виолеттой, просто Виолеттой, отказавшись от фамилии. Даже внешность отныне принадлежала не ей — над ее имиджем трудились стилисты, визажисты и прочие граждане, приведшие в конце концов ее облик в норму. Именно — в норму. Теперь Виолетта удовлетворяла публику, и поначалу это ей даже нравилось. Пока она не поняла, что ее «необщее» обличье — пусть при бледненьком лице, с россыпью веснушек на носу — было именно ее, а теперь оно стало общим — красивая безликая мордашка… Одна из многих. Каждая девушка, если постарается, может сделать себе точь-в-точь такую же. И песни, которые Виолетта пела, были «любовь-морковь», и поначалу она хранила учтивость в отношениях с «королевой-коровой», потому что от этой стареющей накрашенной куклы зависело ее будущее.

«Противно, — сказала она себе. — И деньги-то эти чертовы нужны, как и прежде… Поскольку это тоже своего рода наркотик. Привыкаешь тратить больше, чем тебе надо. И их надо еще больше, еще и еще…»

Аська «намбер ту» уже угомонилась, и Виолетта немного посидела около спящей дочки, глядя на ее точеный носик, темно-каштановые кудри, разметавшиеся по подушке. Нежность затопила ее сердце.

«В конце концов, радость моя, — прошептала она одними губами, — ты самое главное, что у меня есть… остальное такая фигня, что я, пожалуй, перестану об этом не только говорить, но и думать. Куча народа в нашей стране делает совсем не то, чего хочет… Почему это Виолетта Журавлева решила, что она станет исключением?»

«Но ведь Аська-то делает именно то, что хочет, — вдруг вспомнила она. — И это еще к тому же так нужно!»

Она и теперь восхищалась своей подружкой — как много лет назад. Смогла бы она тогда выстоять и не сломаться?

Она задумалась, ушла в собственные мысли, не замечая даже, что ее сигарета давно догорела и седой пепел опадает на пол, как перхоть с волос.

И тут зазвонил телефон.

Виолетта встрепенулась, возвращаясь на грешную землю, опять оставляя без ответа вопрос о том, а сумела ли бы она выстоять. «Я даже не могу позволить себе решить что-то», — посетовала она, поднимая трубку.

Наверняка это звонит Фрайман. Какой-нибудь срочный концерт, мать его… Он-то получает за эти концерты куда больше, чем она. Пусть сам и поет свои идиотские песенки…

— Ветка, — услышала она в трубке знакомый голос, — я тут знаешь что придумала?

Она так удивилась, что даже не нашла в себе силы послать Алену к чертовой бабушке. Уж больно странно звучал сейчас ее обычно надменный голос.

— Что? — спросила Виолетта, пытаясь понять, почему она перестала испытывать к Алене ненависть.

— Давай поедем в Саратов, — сказала Алена. — Пожалуйста, Ветка! Давай поедем туда… вместе. Вдвоем, а?

Виолетта вдруг поняла, что для Алены это очень важно — туда поехать. Именно с ней. И почему-то в ее сердце впервые за долгие годы вспыхнула жалость и понимание. Она словно увидела эту новую Алену. Такую беззащитную. Виноватую. Одинокую. И сказала:

— Поехали.

День подходил к концу. Обычный Аськин день, неотличимый от череды предыдущих. Все эти дни были заполнены сопливыми носами, разрешением ужасных детских конфликтов — Аська невольно улыбнулась, вспомнив, каковы нередко бывают причины маленьких трагедий. И хорошо, что теперь так… Она так устала, что была готова заснуть прямо на ходу.

Приют располагался в живописном местечке рядом с Волгой, окруженный со всех сторон липами и дубами. Маленький оазис доброты, подумала она, глядя на шпиль небольшой церкви. Иногда Аське начинало казаться, что она попала именно на то самое, свое, облако. Когда она только что тут появилась, она и сама долго купалась в океане любви и понимания, лечилась добротой и теперь переносила эти чувства на своих питомцев.