Иногда по выходным я стала ездить с Патриком на его участок, при условии, что мне не нужно будет помогать. Я сказала: «Чтобы не получилось, что она умерла, занимаясь тем, что он любил». Он купил складной стул и сарай для его хранения, чтобы я могла сидеть, читать или наблюдать за ним, поставив ноги на ствол мертвого дерева, отделявшего нашу вялую морковь от процветающей моркови нашего соседа. Однажды, когда он что-то делал тяпкой, на рукоятке которой осталась картонная бирка, я опустила книгу и сказала, что знаю, что это выйдет дорого, ведь в похоронной службе нужно платить за каждое слово, но вот что я хотела бы видеть на своем надгробии:
– Это из «Неуютной фермы»[10]
. Кто-то только что спросил главную героиню, что ей нравится, и она говорит: «…точно не знаю, а вообще мне нравится, когда вокруг все тихо и спокойно и не надо ничего делать, а можно гулять на природе и смеяться над тем, что другим вовсе не кажется смешным, и чтобы меня не заставляли высказывать свое мнение, например, о любви и всяких особенных вещах».Он сказал:
– Марта, высказывать мнение о всяких особенных людях – это единственное, что тебе важно. И тебя никогда не нужно об этом просить.
В декабре я устроилась на неполный рабочий день в сувенирный магазин Бодлианской библиотеки, где продавала туристам кружки, брелоки и фирменные сумки, потому что это означало, что я могла проводить восемь часов, сидя на табурете, в основном не разговаривая.
Вошла женщина в сувенирной толстовке, и я увидела, как она сует в рукав подарочную пачку карандашей. Когда она подошла к прилавку, чтобы оплатить что-то еще, я спросила, не хочет ли она, чтобы я упаковала карандаши в подарочную упаковку. Я сказала, что это бесплатно. Она покраснела и ответила, что не понимает, о чем я.
Она сказала, что ей больше не нужно то, что она выложила на прилавок.
Когда она повернулась, чтобы уйти, я сказала: «До Рождества осталось всего пять дней магазинных краж» – и осталась сидеть на табурете. Я рассказала об этом Патрику, который сказал, что, наверное, розничная торговля не для меня. После Рождества меня заменили пожилой дамой, которая была не против вставать с табурета.
Через некоторое время я получила электронное письмо от неизвестного мне мужчины. Он сказал, что мы пересекались в редакции интерьерного журнала. «Ты была действительно забавной. Думаю, ты как раз вышла замуж или собиралась замуж? Я проходил там стажировку». Теперь, сказал он, он работал редактором журнала «Уэйтроуз» и у него появилась идея.
Я начала посещать психолога, потому что проблема оказалась не в Лондоне. Быть грустной – это как вести колонку о смешной еде, я могу делать это где угодно. Я нашла ее через сайт поиска психологов. На первой странице была кнопка с вопросом «Что вас беспокоит?» белыми буквами на небесно-голубом фоне. Щелкнув по ней, я увидела выпадающее меню. Я выбрала «Другое».
Список начинался с Джули Фемэйл. Я выбрала ее потому, что она принимала менее чем в пяти милях от центра города, и потому, что ее фото показалось мне привлекательным. Она была в шляпе. Я сделала скриншот с телефона и отправила его Ингрид. Она ответила: «Фото в шляпе – стопроцентный тревожный звоночек».
Мы с Джули Фемэйл работали вместе в течение нескольких месяцев. Она сказала, что мы проделываем хорошую работу. Все это время она старалась не раскрывать подробностей своей жизни, как будто, если бы я выяснила, что она любит плавать, а ее взрослый сын служит в армии, мне могло бы захотеться отправиться к ней домой в какой-нибудь неприемный день и торчать там в машине.
Потом однажды посреди сеанса она сказала что-то про бывшего мужа. Я посмотрела на ее левую руку. К тому времени я уже знала все украшения Джули, все ее кру`жки, юбки и все ее остроносые ботинки. С ее безымянного пальца исчезли кольца, и он оказался заметно тоньше, чем другие пальцы, ниже костяшки.
Брак Джули Фемэйл распался, пока мы проделывали хорошую работу в ее переоборудованной свободной комнате. В конце сеанса я сказала, что только что вспомнила, что не смогу прийти на следующей неделе.
Когда я вернулась, Патрик был дома, на кухне, вытирал что-то с локтя губкой для мытья посуды. Я рассказала ему, что произошло.
Он сказал:
– Но ты не можешь просто взять и перестать ходить, – и предложил мне позвонить ей. – Возможно, ты передумаешь и захочешь снова начать с ней встречи.
– Не передумаю, – сказала я. – Это как заниматься у толстого тренера.
Он нахмурился.
– Извини, но это правда так. Я не злая. Просто ты явно не понимаешь, чего я пытаюсь добиться.
Патрик положил губку, подошел к холодильнику и достал пиво. Открыв его, он сказал:
– Может, напишешь письмо?
– Наверное, нет.
Сейчас мне хотелось бы, чтобы тогда Джули Фемэйл посоветовала мне откладывать по девяносто пять фунтов стерлингов на сберегательный счет два раза в неделю и ходить на прогулки.