И в горе, и в радости

В магазине вовсю работал кондиционер, но ее слова приняли на веру. И выпустили — без стакана воды. Кленов, правда, увязался за ней. Поддерживал за локоть, подозревая в намерении рухнуть в обморок.

— Как вы тут оказались? — поинтересовался он у Александры, нахально усаживаясь на переднее сиденье ее автомобиля.

— Это мой магазин, если вы помните. Я заехала проверить, все ли в порядке.

— Надо же, — протянул Кленов. — Вчера, например, вы не произвели на меня впечатления женщины, которая может помыслить о делах. О, изменчивая женская натура!

На это «изменчивой женской натуре» ответить было нечего. Оправдываться? Чего не хватало! И она промолчала.

— Уж не получили ли вы, часом, сведения о том, где находится в данный момент Кира Леонидовна Морозова?

— Нет, — ответила Александра.

— А вот у меня, пожалуй, есть кое-что для вас, — объявил Кленов. Тон у него совсем изменился, изменилось и выражение лица. Теперь он выглядел скорей добрым дядюшкой, наставляющим на путь истинный заблудившееся дитя. — Даже можно сказать, радостная новость. В общем, в этом году ваша дочь поступила в Академию театрального искусства. Хотела быть актрисой, да.

— Кира?!

— Вы удивились, — довольным голосом констатировал Кленов. — Вы ничего об этом не знали?

— Вы могли бы сразу мне сказать: «Вы плохая мать», — ответила Александра. — Да, я ничего об этом не знала. И удивилась, конечно. Поймите меня правильно: я была слишком занята. У меня…

— Бизнес. Конечно, я знаю, — покивал Кленов, черт бы его побрал!

Быть может, он и не хотел Александру обидеть. И не было в его словах послышавшейся ей злой иронии. Дескать, надо же, как мы заняты! Даже недосуг собственным дитем заняться! Дело в том, что у Кленова тоже был сын Вадик. Шестнадцатилетний оболтус при разделе совместно нажитого имущества достался супруге, и с тех пор Евгений Эдуардович видел его нечасто. Надо заметить, сынуля тоже не особенно рвался к папочке, считая его густопсовым неудачником, да еще и больным на голову — кто ж в наше время работает на государство?

Но тут, кажется, пришло и для Александры время отыграться.

— А вот вы что тут делали, товарищ следователь? — поинтересовалась она, постаравшись придать голосу медовую сладость. — Букетик покупали? Или за мной следили? Или, не дай бог, сведения собирали?

— Собирал, — поспешил признаться следователь Кленов. — Представьте себе. И если уж зашла речь о нашем с вами общем деле, не могли бы вы сообщить мне — кто эта девушка, которую вы пригласили только что в гости?

— Разумеется, могла бы. Это одноклассница моей дочери, Наташа. Единственная ее приятельница, насколько я могу судить.

— Насколько вы можете судить, — шутовски поклонился Кленов. — А почему же вы, сударыня, мне не сказали, что одноклассница вашей дочери и ее приятельница работает в вашем магазине? Почему скрыли этот факт, но тайком от меня пригласили эту мадемуазель пошептаться у вас дома, за чаем?

— Я не знала, что она у меня работает, — сжав зубы, пробормотала Александра. — У меня шесть магазинов, подбором персонала занимаются директора магазинов!

— Все ясно, — просветленно покивал Кленов. — Только давайте договоримся: вы изложите мне суть вашего разговора сразу же, как только он закончится.

— Сразу же? А вы что — собираетесь в это время курить на лестнице?

— Зачем же курить? Во-первых, я не курю. Во-вторых, полтораста лет назад шотландец Александр Белл получил патент на первый практически пригодный телефон. Что из этого следует, догадываетесь?

— Хорошо, — вздохнула Александра, как-то вдруг очень устав от этого разговора и от самого Кленова, такого эрудированного, веселого и находчивого. — Хорошо, я позвоню вам. А теперь всего хорошего.

— Вы разве меня не подвезете?

— До метро, — объявила Александра, заводя машину.

ГЛАВА 5

Галина напекла пирожков с капустой и с мясом. Пирожки стояли на столе в двух плетенках, накрытых белоснежными салфетками, и источали божественный аромат, от которого у Наташи сводило желудок, истомленный многодневной диетой. Кто их придумал, эти диеты? Кто придумал эти каноны красоты, из-за которых у нее в жизни все так неладно? Если бы она была красавицей, худой и воздушной, как Кирка Морозова, в жизни у нее все пошло бы по-другому, в этом Наташа была уверена. А так — все наперекосяк. Еще в детстве ее жалели бабушка с дедушкой. Бабушка Анна Аркадьевна была врачом, известным не только в Петербурге, но и за пределами страны психиатром, и то и дело изобретала для внучки разнообразные методики питания. Надо было тогда слушаться ее, а не таскать из холодильника толстые куски докторской колбасы! Потом, когда они оба умерли — дед от сердечного приступа, а бабушка через полгода от горя, как заявила ее коллега Мария Николаевна, следить за Наташей стало некому. Она осталась одна в огромной питерской квартире, и можно было есть колбасу сколько влезет! Она так и поступала. Готовить она не любила, да, в сущности, и не умела.