И в пути народ мой. «Гилель» и возрождение еврейской жизни в бывшем СССР

Планируя визит Жени в Иерусалим, мои старшие иерусалимские коллеги из «Гилеля», Йосси Хец-Охана и Эстер Абрамович, а с ними и я, продумали амбициозную и насыщенную программу ее подготовки. Женя оказалась очень внимательной, она готова была учиться, впитывать наши материалы, совершенствовать язык. Меня очень радовали ее отношение к делу и ее энтузиазм.

Программа Бунхера началась сразу после тренинга в «Гилеле» – и тут посыпались сложности и неприятности. Почти сразу до нас дошли слухи, что у Жени возникли серьезные личные конфликты с другими участниками программы. Женя замкнулась, почти перестала разговаривать. Мы изо всех сил пытались дознаться, что произошло, с целью ей помочь. Вскоре выяснилось, что на нее давит администрация Московского еврейского университета (МЕУ). Как оказалось, профессор Миша Гринберг, президент МЕУ, дал своим сотрудникам – участникам программы Бунхера – установку игнорировать и избегать Женю. Они сильно портили ей жизнь всякими сплетнями и инсинуациями. Озадаченный, я потребовал организовать встречу между профессором Гринбергом и иерусалимскими директорами МЕУ

Джонатан Порат пошел вместе со мной на встречу с профессором Гринбергом и деканами МЕУ в их иерусалимском офисе. Встреча оказалась одной из самых тяжелых и мучительных за всю мою жизнь. Гринберг торжественно заявил, что требует уволить Женю, и предложил на ее место другую кандидатуру. Он сказал, что, по его мнению, у Жени нет ни способностей, ни квалификации, чтобы руководить студенческими программами в МЕУ. Гринберг вел себя вызывающе и смотрел на нас сверху вниз. Он дал понять, что решение его окончательно и он ни при каких обстоятельствах не позволит Жене нормально работать с его студентами.

* * *

После этой встречи я долго пытался понять, что случилось с Гринбергом, который несколькими месяцами раньше так хвалил Женю, считал ее лучшей кандидатурой на должность руководителя «Гилеля» и сам ее нам рекомендовал. В голову мне пришло одно: Гринберг боится потерять часть контроля и власти. Вероятно, ему казалась неприятной и даже пугающей мысль, что Женя как профессионал из «Гилеля» будет вести самостоятельную политику, – и он выражал свои страхи таким вот образом. Тем не менее – хотя мы тогда этого не знали – Гринберг непреднамеренно оказал «Гилелю» величайшую услугу. Его отношение заставило нас задуматься о том, чтобы развивать московский «Гилель» в другом направлении; в результате мы опробовали новую, общинную модель «Гилеля», и она оказалась очень удачной. Кстати, вскоре после этого инцидента Гринберг лишился своего поста в МЕУ, и хотя точно я утверждать не могу, я не удивлюсь, если окажется, что наша встреча стала началом его итогового падения.

Мы с Поратом поняли, что у нас есть два варианта. Первый – подчиниться требованиям Гринберга и уволить Женю, но нам такой план казался немыслимым. Был другой вариант – сменить направление и развивать «Гилель» как общинный центр для всего московского студенчества. Для «Гилеля» такая модель была новой, раньше не опробованной, так что у нас не было ни данных, ни предыдущего опыта. Тщательно все обдумав и взвесив, мы решили опробовать второй вариант и дали Жене соответствующие указания.

Местные кадры

В июле 1994 года, окончив обучение в Иерусалиме, Женя вернулась в Москву, имея при себе мандат на планирование студенческих программ. То, что именно она стала первым директором «Гилеля» в бывшем СССР, пошло на пользу и самой Жене, активному и хорошо обученному лидеру, и общине, у которой появился местный руководитель, готовый заниматься своим делом постоянно, в отличие от приезжавших на время еврейских представителей из-за границы. Местный лидер лучше понимает нужды своей общины, он больше заинтересован в ее долгосрочном возрождении. Женя как местный лидер могла вдохновлять своих студентов изнутри.