И власти плен...

С утра работа. В перерыве две деловые встречи, потом снова работа. Планы квартальные, планы полугодовые, годовые. Опять превышение сметной стоимости. Наверху недовольны, внизу тоже недовольны. А мы посередине, между двух огней. «Учтем, прислушаемся, исправим. Для нас неповторимый урок…» А день вращается вокруг тебя, как жернова мельницы: со скрежетом, с кряхтеньем. Вот он перевалил за половину. Осталось три часа, два, час. Кончено. Ура! Какое у нас сегодня число? Одиннадцатое? С ума сойти! До конца недели еще два дня.

И вот ты дома, ты раскрепощен. Никаких условностей, никаких обязательств. Сдержанность к черту, совестливость к черту. Могу я наконец быть самим собой или нет?

— Ну иди, иди сюда, моя умница, мой красавец. Все видит, все понимает.

Говоришь по инерции, не задумываешься. А если действительно так? Сенсация века! Необъяснимый скачок в эволюции четвероногих! Немые свидетели заговорили! Вы не ослышались — заговорили собаки.

— Полноте выдумывать.

— Вот как! Значит, не верите? Думаете, заскок? Жара сказалась? Год активного солнца?

— Охота вам нормальных людей бреднями пугать. Да проснитесь наконец, слышите, проснитесь. Реальные люди с реальными заботами. На этого посмотрите или вот на того. Лучше всякой фантазии. Зачем вам говорящие собаки? Мистика. Вам не хватает говорящих людей? Не знаю, не знаю. Будь моя воля, я бы их втрое сократил. А тут еще собаки. Нет уж, увольте. Положено им молчать. Вот и прекрасно — пусть молчат. Слово — серебро. Молчание — золото.

* * *

Все было вокруг очень большим, и приходилось запрокидывать голову, чтобы разглядеть какой-то предмет в полный рост. Ничто не страдало от его любопытства больше, чем собственная шея. Она всегда болела.

У него есть враги! Большой красный мяч, тяжелый и скользкий. Он выкатывался из-под стола и непременно сбивал Таффи с ног. Но Таффи не из пугливых, он накажет этот дутый самонадеянный пузырь. Прыжок в сторону, а теперь вперед. Ах какая досада, его никак не ухватишь зубами. Таффи зря так волнуется. Мяч труслив. Всего один пинок, и он летит в сторону, да так быстро, что не ухватишь, не угонишься. Невозможно глупый пузырь, он даже подскакивает от страха. Напрасно, ему нет пощады. Таффи не успокоится, пока не загонит мяч в бельевую корзину. Жаль, оттуда мяч уже не выкатывается.

Таффи садится напротив корзины и ждет. Мяч молчит. Это обстоятельство раздражает Таффи. Повизгивание переходит в отрывистый лай. Таффи пробует достать мяч, но корзина слишком высока. Таффи опрокидывается на спину, вскакивает. Он готов ответить обидчику, пусть только сунется, он ему покажет. Вокруг тишина, слышно, как верещит электросчетчик, тикают часы. Обиженный пес, дробно перестукивая лапами, бежит прочь.

Мяч еще полбеды, главное — ботинки. Особенно возмутительно ведут себя два черных. Наглые, блестящие. И запах у них наглый, вызывающий. Каждый день они расхаживают по комнате и не обращают на Таффи никакого внимания. А зря. Таффи — терпеливый пес, он может и подождать. Два черных ботинка — достойные соперники. Они посильнее Таффи, но у них нет зубов. Оба ботинка ужасно хитрые и коварные типы. Таффи испытал это на своей шкуре. Утром к ним лучше не приставать. Хозяин вечно опаздывает, ботинки мечутся по квартире. Тут уж не зевай. Недоглядел, столкнулся нос к носу — быть беде. Получишь такого пинка, что сразу и не очухаешься. Летишь по воздуху, боли не чувствуешь, а дыхание захватывает. Это от страха. Не знаешь, где шлепнешься. А начнешь огрызаться — и того хуже, второй ботинок ввяжется в драку. Никакого благородства — двое на одного. Но Таффи не проведешь. Вечером ботинки устанут, и хозяин их непременно выставит в переднюю, мол, отдыхайте, дожидайтесь утра. Вот тут он им задаст трепку.

Жизнь была полна неожиданностей. И те неожиданности, которые он встречал на улице, были совсем не похожи на домашние. Дома его вечно кто-то таскал на руках, брал на колени. Стоило ему уснуть и пригреться, как непременно начинался невероятный шум. Его бросали на пол, называли проказником, крутились вокруг него с лохматой серой тряпкой. Это было очень интересно. Люди, конечно, не догадывались, что тряпка и Таффи — большие друзья.

Тряпка никогда не жаловалась на Таффи. Она желала лишь одного: тихо и незаметно дожить свой затянувшийся век. Когда-то, тряпка уже не помнит, как давно это было, она имела иной вид, пользовалась успехом и была совсем не тряпкой, а невероятно дорогим отрезом английской шерсти на невероятно модное вечернее платье. В те времена отрез берегли, не позволяли запылиться и, хотя ему было чрезвычайно неприятно, каждую весну отрез пересыпали нафталином, отчего у него начинался жуткий насморк.

Это была ткань самой лучшей выделки, из самых высоких сортов шерсти. Стоило в доме появиться гостям, как отрез извлекался из шкафа, и уже не было конца восхищениям и восторгам. Каждый норовил потрогать, помять материал.

— Какая шикарная, какая породистая ткань! Хотите знать правду? Извольте. Это вещь!