«…и вольностью жалую»

Он покинул Яик, без сожаления оставив и его кривые улицы, и всех жителей с молодой «царицей» в придачу. Впрыгнув в возок, запахнул полостью ноги, ткнул возницу: «Трогай!» — и вздохнул с облегчением, едва вымчали кони на степной простор: наконец-то вырвался! Не без умысла отвлекали его полковники от важных дел в Берде — заталкивали настырно в свою казачью столицу. Вот и расписали про Катькиных генералов завирально. Не потому ли и Арапов прислал сейчас нарочного не к ним, в коллегию, а прямиком сюда, к самому Пугачеву? Не иначе как тоже перестал доверять казачьим правителям.

С такими мыслями — злой на всех яицких! — Емельян и торопился в Главную армию, полагая, что самоличным присутствием и вмешательством он исправит сложившееся положение.

Но было уже поздно…

ГЛАВА 8 ХУДОЕ ВИДЕЛИ — ХОРОШЕЕ УВИДИМ

Вторая карательная экспедиция, организованная Екатериной после поражения генерала Кара, была задумана как серьезная военная операция, соответствующая крупным масштабам крестьянской войны. В распоряжении главнокомандующего правительственными войсками А. И. Бибикова было более пяти тысяч регулярных солдат с артиллерией, сибирский корпус генерала Де-Колонга, двухтысячный корпус генерала Фреймана, полутысячный отряд донских казаков, все местные гарнизоны, а также многотысячные легионы и конные отряды дворянского ополчения — московского, симбирского, пензенского и в первую очередь — казанского. Казань стала центром формирования и объединения всех анти-пугачевских сил.

Почему именно Казань, а не Самара, которая расположена много ближе к Оренбургу? Да потому, что Казань прикрывала дорогу на Москву. А российская императрица и ее генералы куда сильнее, чем Берды, боялись зарубинской Чесноковки. Отсюда, от Уфы, Иван Зарубин успешно распространял свое влияние на север и на запад, дотянулся до Самары и угрожал Москве. Поэтому Бибиков, собирая войска в единый кулак, направлял их таким образом, чтобы они при подготовке решающего наступления на Главную пугачевскую армию одновременно очищали от повстанцев районы Башкирии, Прикамья и Урала.

Изгнанием из Самары Ильи Арапова 30 декабря 1773 года майор Муффель фактически начал действия второй карательной экспедиции против пугачевцев. Это наступление правительственных войск вскоре стало повсеместным. Полковник Бибиков, сын главнокомандующего, занял города Заинек, Мензелинск и Нагайбак, генерал Де-Колонг 13 января вошел в Челябинск, секунд-майор Гагрин 25 января разбил Салавата Юлаева под Кунгуром и двинулся на Красноуфимск. Повстанцы повсюду мужественно сопротивлялись, многие города, села, заводы переходили из рук в руки, однако к началу февраля, как раз в то время, когда Пугачев приезжал в Берду после первого неудачного взрыва в Яике, каратели значительно потеснили восставших, и территория, запятая пугачевцами, сократилась. Правительственные войска продолжали медленно, но неотвратимо сжимать кольцо вокруг Уфы и Оренбурга.

Екатерина II лично следила за действиями на внутрироссийском фронте. Бибикову она предоставила неограниченные полномочия. Она не жалела средств для скорейшего усмирения «бунта» и даже назвала себя «казанской помещицей», изъявив при этом монаршее благоволение передать весь доход, идущий из Казанской губернии, местному дворянству, лишь бы употребили его на борьбу с Пугачевым. Самого же Бибикова она непрерывно подгоняла, приказывая «прежде весны окончить дурные, поносные сии хлопоты». А в письме от 16 февраля 1774 года требовала грубо и развязно: «Ну, барин, не скажи, что войск у тебя недовольно, кажется, всем снабден. Пора кончить…»

Решающий удар по зарубинской армии в Чесноковке должен был нанести подполковник Михельсон. А к Оренбургу Бибиков направил объединенные силы, командовать которыми назначил князя П. М. Голицына. Голицын вышел из Казани и, с трудом преодолевая глубокие снега, двинулся к югу. В Бугульме он встретился с Фрейманом, 26 февраля они вместе достигли Бугуруслана. С правой стороны от них находился со своим корпусом генерал Мансуров, выбивший Илью Арапова из Бузулука. Повстанческие отряды, отступившие с Араповым к югу от Бузулука, сосредоточились в Сорочинской крепости и в деревне Пронкино. Сюда и нацелил все подчиненные ему правительственные войска князь Голицын.

Емельян мигом спознал, сколь серьезно дело. Да и коноводы в Берде поняли, что все оборачивается нешутейно. Теперь стало видно, что без него коллегия уклонялась от подмоги отрядам в других местах. Попусту тщились дальние командиры вымолить у Берды людей или пушки для военных нужд, а ежели кто из них самолично наезжал, все одно мало чего добивался. Ульянову, которого прислал Зарубин, яицкие правители ссудили лишь четыре пуда пороха. Торнова же вовсе отпустили ни с чем, а для ублажения окрестили — за усердие! — атаманом и вроде в насмешку предписали собирать людей для Главной армии. И от Давыдова, что прибыл с Бугуруслана, отмахнулись.

Вот и потеряны многие города, потому что не об общем благе пеклись казаки, а о себе да об Яике.