«…и вольностью жалую»

Богатырем изображен Пугачев даже на картине, которая появилась в конце XVIII века в родовом имении Дугино графа П. И. Панина. Она была создана уже после смерти «главного усмирителя. Сын П. И. Панина заказал ее, видимо, исполняя волю отца. Художник, который ее написал, неизвестен. Но это не профессионал, а самоучка, скорее всего крепостной, из тех иконописцев-самородков, каких было много среди русских крестьян. Этому крепостному художнику и было приказано сделать портрет, на котором «бунтовщик» должен был выглядеть побежденным и морально уничтоженным — растерянным, перепуганным…

Он стоит во весь рост, вскинув кверху руки, как бы отшатнувшись в страхе от охваченного пламенем пшеничного снопа. Из глубины снопа, из колосьев., высовывается голова дьявола, символизирующего то зло, во власти которого якобы пребывал «изверг рода человеческого». Все другие детали этой в некотором роде фантастической картины также должны были символично «уничтожать поверженного в прах злодея» — за спиной у него горит дворянская усадьба, а у ног лежит сброшенная порывом бури шапка, волосы растрепаны, пола кафтана откинута в сторону.

Если присмотреться внимательнее, можно обнаружить, что Пугачев на картине совсем не такой, каким хотели увидеть его господа заказчики. У него удлиненная, тонкая фигура — а так на древнерусских иконах писали только святых! И не казацкая простая одежда на нем, а изящный синий камзол, подпоясанный нарядным разноцветным кушаком. На ногах красные сапоги… Волосы свисают на лоб красивыми волнистыми прядями. У пояса дорогая сабля с серебряной рукояткой.

Большого сходства с Пугачевым, каким мы его видим на других портретах, здесь нет. Но художник, как видно, и не стремился к этому. Он изобразил мужественного гиганта, наделенного огромной внутренней духовной силой.

Преподнося Денису Давыдову «Историю Пугачевского бунта», А. С. Пушкин сделал на ней надпись:

Вот мой Пугач — при первом взгляде
Он виден: плут, казак прямой.
В передовом твоем отряде
Урядник был бы он лихой.

В этих строчках за их внешней шутливостью скрыта горькая ирония. Пушкин понимал, что в условиях крепостнической России такой талантливый человек, как Пугачев, был бы обречен остаться лишь урядником — не больше. Стихия же народного восстания подняла его и поставила выше многих екатерининских военачальников.

Долгие годы народная молва продолжала связывать его имя с именем Петра III, упорно — из поколения в поколение — передавала веру простых людей в то, что их вождь был не «на-беглый» царь, а доподлинный, «природный»!

Когда через 50 лет после казни Пугачева Пушкин, собирая о нем сведения в Берде, обратился к одному старику с просьбой: «Расскажи мне, дедушка, про Пугача», то услышал поразивший его ответ: «Для кого Пугач, ваша милость, — сердито ответил старик, — а для меня царь-батюшка Петр Федорович!»

И еще через 75 лет, в 1900 году, писатель В. Г. Короленко, побывавший в том же краю у яицких казаков, услышал схожее высказывание:

— Пиши, — заявил ему старик собеседник, — мы, старое войско, так признаем, что настоящий был царь.

— А как же, Ананий Иванович, — нарочно начал выпытывать Короленко. — Он был неграмотен. Указы сам не подписывал.

— Пустое! — ответил старик с уверенностью. — Не то ли что русскую, немецку грамоту знал. Вот как!

После Великой Октябрьской революции в Яицкий городок (ныне город Уральск) не раз приезжали писатели, ученые, фольклористы. И всякий раз, записывая там многочисленные легенды и сказы о Пугачеве, они неизменно отмечали, что память о нем в семейных преданиях продолжает свято храниться, как о человеке близком, родном и любимом.

Имя Пугачева на протяжении многих десятилетий вдохновляло русских революционеров на борьбу с самодержавием».

Известно, как, прочитав книгу «Путешествие из Петербурга в Москву», Екатерина, приказывавшая всем забыть о Пугачеве, сама вспомнила о нем и назвала А. Н. Радищева «бунтовщиком хуже Пугачева». О Пугачеве на своих тайных собраниях говорили декабристы. Ему посвящали стихи революционеры-демократы. Друг Герцена Н. П. Огарев писал: «Если у нас явится Пугачев, го я пойду к нему в адъютанты».

С самых первых дней рождения Советской власти, едва взвился над страной красный флаг, Емельян Иванович Пугачев занял почетное место в ряду бессмертных героев русского народа.

Обрел он свое бессмертие все-таки не под чужим, а под собственным именем!

Как труден, Россия, как горек
Был путь исторический твой! —

писал поэт Михаил Светлов.

Во имя сегодняшнего счастья нашей Отчизны жертвовали жизнями ее лучшие сыны.

Вот так и случилось, что с великой мечтой о будущей свободной России два века тому назад,

Неловко поправив рубаху,
К мучительной смерти готов,
На лобное место без страха
Взошел Емельян Пугачев!

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Знамя одного из пугачевских отрядов.