И вот настало Рождество

– Ладно, ладно, как скажешь, – отвечаю я. Хоть для меня это и самое тяжелое время в году, но бизнес есть бизнес и по счетам надо платить, поэтому иногда грусть приходится задвигать на второй план. – Один танец, и я ухожу.

Глаза у него загораются. Я вдруг замечаю двойника Майкла: в руке он держит бокал пива, вторую сунул в карман. Я чувствую на себе его взгляд, но не обращаю на это внимания. Как бы мне ни было грустно и одиноко, флиртовать ни с кем я не собираюсь, тем более с женатым мужчиной.

Мы проталкиваемся сквозь яркую веселую толпу, они подпевают и танцуют так, будто им плевать на все вокруг. И я тоже танцую.

Тело движется, но внутри хаос.

Все, что мне нужно на Рождество, – снова стать собой, но даже волшебство праздника не может исполнить это желание.

* * *

Джордж, большой комок черно-белой шерсти, приветствует меня у двери, вывалив огромный слюнявый язык. Несмотря на раздрай в душе, я наклоняюсь к нему, не успев даже снять пальто.

Я треплю его по ушам, и в ответ он едва ли не мурчит.

– Давай тебя покормим, да?

Несмотря на мысли о Майкле, чуть не вызвавшие у меня паническую атаку, сегодня все прошло на удивление хорошо. Насколько это возможно для рождественской вечеринки. Я успешно врала или уклонялась от сложных вопросов о том, как я собираюсь провести выходные, и вовремя ушла: приятное опьянение еще держалось, и я надеялась, что легкий шум в голове поможет быстро уснуть.

Но вот я дома, и передо мной – две недели ежегодного отпуска, а необходимость провести Рождество в одиночку снова выбивает у меня почву из-под ног.

Что я буду делать целых две недели, пока весь мир тусуется так, словно на дворе 1999 год? И до самого «большого праздника» еще десять дней. Почему я просто не зарылась, как обычно, в работу?

Раньше я любила это время года.

Скромное детство так и пестрит воспоминаниями о семейных посиделках в нашем старом разваливающемся домике на ферме: вот папа разжигает в гостиной камин, а мама поет – так себе – за чисткой капусты и морковки.

Моей обязанностью было украшать. Я брала на себя не только елку, я создавала магию Рождества в каждой комнате, а особенно гордилась убранством обеденного стола. Я была невероятно щепетильна к плодам своих трудов с тех пор, как научилась держать в руках клей-пистолет и рассыпать блестки. Я даже помню, как выиграла приз в школе за настольное украшение в виде красивого заиндевевшего пня с красной свечой посередине. В тот день я прибежала домой и поставила его на наш стол, уже любовно накрытый к ужину.

Рождественским утром мы с моей сестрой Сарой варили горячий шоколад и разносили его соседям. Эта традиция сохранилась и во взрослой жизни, и где бы мы ни были, на Рождество дом всегда был в наших сердцах.

Больше нет.

Несколько последних лет, с тех пор как потеряла Майкла, я проводила Рождество с выключенным телевизором. Компанию мне составляли Джордж и алкоголь – выпивка притупляла боль. Чувство было такое, словно я стою перед высоченной стеной, которую мне никак не перелезть, а снести ее не стоит и пытаться. Мне говорили, что мать Майкла, Эвелин, тоже в это время года впадает в оцепенение. Я навещала ее после несчастного случая, но до нее было не достучаться, а совесть не позволяла мне давить и настаивать. После его смерти она ото всех закрылась и никого не пускала. Даже меня.

Особенно меня. Боюсь, что она винит меня в случившемся так же, как и я сама.

Так что сейчас при одном упоминании Рождества страх и чувство вины сбиваются внутри меня в комок, как тесто, и душат. Как бы мне ни хотелось, я не могу вернуться домой.

Не могу. Не заслуживаю.

Я сбрасываю каблуки и падаю на диван. Под боком, как обычно, пристраивается Джордж.

– Мне кажется, я сегодня неплохо справилась, Джордж, – говорю я своему единственному верному товарищу. – Остались только мы с тобой, дружище. Мы с тобой закроем шторы и будем развлекать себя книжками и музыкой.

Следовало бы пойти спать, но я включаю телевизор. На экране – красивая задорная девица, лежащая на пляже. На ней бикини и праздничный колпак, она попивает вкусный коктейль и рассказывает о преимуществах проведения праздников на солнце.

Может, и мне слетать куда-нибудь, как предлагал Карлос?

Нет. Я буду чувствовать себя виноватой, если придется оставить Джорджа, хотя идея собрать вещи и уехать кажется мне страшно привлекательной.

Можно же и куда-то поближе съездить, разве нет? В самолет с дворняжкой, писающей незнакомцам на ноги, не сядешь, но можно было бы съездить в какой-нибудь уголок Ирландии, сменить обстановку.

И вот я плачу.

Я скучаю по прикосновениям Майкла, по тому, как безопасно я чувствовала себя в его объятиях, по его мудрым словам, таким поэтичным и поддерживающим. Я скучаю по тому, как он что-то шептал мне, засыпающей, пусть даже у нас было всего несколько часов, прежде чем работа уносила его в другие края.

Он рассказывал мне, чем хотел бы заняться на Рождество, если бы мог.