И вот настало Рождество

Он больше не кажется мне родным. Повсюду фотографии Ребекки: на столике в прихожей, на камине в гостиной, на стенах в столовой. На них запечатлены столько стадий ее жизни… Первое Рождество, когда она, перепуганная, сидит на коленях у Санты. Первая поездка на крошечных американских горках, и уже я выгляжу перепуганным, а она восторженно улыбается на моих руках. Первый день в школе, на ее плечах такой огромный рюкзак, кажется, будто он вот-вот перевесит. Взгляд падает на фотографию, где они с Хеленой катаются верхом на пляже недалеко от Мостовой гигантов… столько воспоминаний, застывших во времени, и каждый раз они разбивают мне сердце.

Я пялюсь в пустой угол, где раньше в это время года гордо возвышалась елка, украшенная маленькими ручками, в окружении кучи красных, зеленых, золотых и серебряных подарков. А в рождественское утро мы открывали их, разрывая упаковочную бумагу.

Даже телевизор сводит меня с ума. Я закрываю глаза и вижу ее в уютной пижаме: она сидит в кресле, свесив с подлокотника ноги в праздничных тапках, и смотрит бесконечные рождественские фильмы: «Один дома», «Снеговик»…

Все, хватит. Пора ехать.

Телефон снова пищит. Не сомневаюсь, что это Хелена, но времени проверять нет. Нет, но все же проверяю. Как и всегда.

Чарли, я купила на Рождество зеленое бархатное платье, но не уверена в нем. Если отправлю тебе фото, скажешь мне честно? Ты уже уехал?

Я считаю до трех, прежде чем ей ответить.

Да, отправь. Скажу все, что думаю, как доберусь до Донегола. Уже выезжаю.

Это чистая правда.

Я правда не хочу, чтобы ты уезжал,

отвечает она.

Я обхватываю руками голову и ненадолго присаживаюсь, хочу снова все обдумать.

Она единственный человек в мире, кому я сейчас нужен. Моя дочь в другой стране, играет в счастливую семью со своей матерью и отчимом. И все. Остались только мы с Хеленой и Максом – против всего мира.

Но этого недостаточно. Как может быть достаточно?

Я утыкаюсь лицом в ладони и закрываю глаза, но за веками вижу только заплаканное лицо Ребекки в тот день, когда мы прощались в аэропорту полтора месяца назад.

Она не хотела со мной расставаться. И я не хотел, чтобы она уезжала. Неужели я поступлю точно так же с Хеленой? Причиняю ли я ей такую же боль, оставляя одну на Рождество?

Ох, Ребекка. Как мне пережить праздники без тебя?

Немыслимо. Хочется что-нибудь разбить. Не Рождество, а настоящее чистилище. Что же мне делать?

Может, остаться в Белфасте и смириться с тем, что так теперь будет всегда? Будем только мы с Хеленой и Максом, в этом истосковавшемся по любви доме с белыми стенами, в котором я, кажется, забочусь обо всех вокруг, кроме себя. Будет только мучительное существование, осознание, что я не могу быть настоящим отцом ребенку, живущему на другом конце света, на другом конце провода, но все равно придется улыбаться и притворяться перед всеми, будто все хорошо.

Ну уж нет. Не могу оставаться здесь. Не хочу проводить Рождество без своей дочери.

Макс уже ждет в машине. Я медленно выдыхаю, хватаю ключи и закрываю дверь, пока Хелена не успела меня к чему-нибудь склонить. Мне нужно передохнуть, и она это знает. Мне будет полезно уехать, чтобы моя психика не расшаталась окончательно.

– Графство Донегол, малыш Макс, – говорю я своему шестилетнему приятелю – ну, сорокадвухлетнему, если переводить на человеческие годы, и сейчас, пожалуй, он единственный, кто удерживает меня на плаву. Ну, Макс, Хелена и двенадцать клиентов, которые каждую неделю делятся со мной своими проблемами и напоминают, что даже если мой мир сошел с рельсов, это еще не означает конец всего.

Может, я не свожу Ребекку к Санте, и не открою с ней подарки, и не спою дурацкие колядки, и не смогу полюбоваться ею, выступающей на школьной сцене, из толпы гордых улыбающихся родителей, ну и пусть. Я справлюсь.

Рождество без моей девочки не праздник, так что я должен просто стиснуть зубы и пережить его. Нужно закрыть глаза и забыться.

Макс становится на задние лапы и выглядывает в окно.

– Даже не думай устраивать свой любимый фокус и исчезать, когда мы туда приедем, ладно? – говорю я своему жизнерадостному спрингер-спаниелю. – Одно дело вокруг дома по полям бегать, но это новое место. И я обещал, что ты будешь хорошо себя вести, слышишь?

Коричнево-белый хвост Макса виляет, как маятник. Наклонившись, я глажу его, зарываюсь пальцами в пушистую шерсть. Мы постепенно выезжаем из города и оказываемся на шоссе, которое приведет нас прямиком в Донегол и «уединенное местечко», где я планирую упиваться жалостью к себе, гулять по пляжу и, надеюсь, подружиться с моим новым компаньоном – тишиной. Я хочу притвориться, что Рождества не существует вообще, и надеюсь, что у меня получится.

* * *

По радио Крис Ри поет о том, как едет домой на Рождество, поэтому я, как уезжающий на Рождество из дома прочь, немедленно переключаю станцию.