«И вот общественное мненье!» Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII - начало XX вв.

Вход в Московское Купеческое собрание. 1910 г.

Превзошел клуб другие клубы и своими развлекательными мероприятиями, на что в течение тех же 60 лет ушло 319 тыс. руб. В 1911 г. совет старшин констатировал, что у других «однородных учреждений Москвы отпускаемые на сей предмет средства приблизительно одни и те же», а Охотничий клуб тратит еще больше, но «увеселительная часть [Купеческого] собрания стоит значительно выше», и рост числа посетителей «наглядно подтверждает, что качество вечеров удовлетворяет вкусам и потребностям публики»^{768}. Имелись в виду балы, маскарады, спектакли, концерты, музыкально-вокальные и музыкально-литературные вечера и т. д.

Показательны также данные о составе членов Купеческого собрания, указанные первым его историографом И. Г. Поповым. Среди членов клуба были представители 24 княжеских и 9 графских фамилий^{769}, тогда как одновременно в Английском клубе число титулованных аристократов продолжало уменьшаться. Попов не указал, относятся ли его данные к одному моменту или к какому-то промежутку времени. Если верно первое, то в Английском клубе таких аристократов осталось в конце концов меньше, чем в Купеческом. Показателем изменения культурного уровня членов Купеческого клуба может служить и богатство библиотеки клуба, она насчитывала 52 тыс. томов, в том числе 14 тыс. на иностранных языках, не считая периодических изданий. Пользовались библиотекой (помимо читальни) в 1908/1909 г. 566 членов клуба, в 1912/1913 г. 752 члена^{770}.

Биллиардная в Московском Купеческом собрании. 1910 г.

Превращение буржуазии в господствующую в экономической жизни Москвы и России силу сделало необходимым и возможным осуществление появившейся еще в 1864 г. идеи — построить для Купеческого клуба собственное здание. Участок для строительства на Малой Дмитровке клуб приобрел в 1904 г., затем совет старшин организовал конкурс проектов нового здания, пригласив в жюри известных архитекторов, не только московских, но и петербургских. Окончательный выбор старшины сделали самостоятельно, он пал на проект И. А. Иванова-Шица, получивший не 1-ю, а 3-ю премию. По этому проекту и было построено в 1907–1909 гг. здание, в архитектуре которого сочетались элементы неоклассицизма и стиля модерн, особенно в клубных интерьерах. Современникам оно представлялось великолепным, затмившим своими удобствами помещения других московских клубов^{771}. Планы строительства собственного здания обсуждались и в Московском литературно-художественном кружке в связи с предстоявшим истечением в 1916 г. срока аренды дома Вострякова^{772}.

Одновременно продолжался упадок Английского клуба. В 1904 г. несколько его членов выступили с предложением создать музей, посвященный истории клуба. По всей видимости, музей не предполагалось делать общедоступным, поскольку клуб оставался закрытым учреждением. Инициаторы, одним из которых был Д. И. Иловайский, вспомнили с запозданием на два года о столетии клуба, считая от даты возобновления его деятельности при Александре I. Предложение не встретило поддержки, хотя реализовать его было бы не так уж сложно. Так, исторические документы из своей коллекции соглашался предоставить музею П. И. Щукин (правда, часть им собранного относилась к петербургскому Английскому клубу)^{773}.

Равнодушие старшин и членов клуба к идее создания клубного музея само по себе характеризует клуб в начале XX в., настроение его членов. Но, вероятно, сознавалось, кроме того, что обоснование этой инициативы, сводившееся к тому, что на протяжении всего истекшего столетия Английский клуб был тесно связан с общественной жизнью Москвы и всей России, давно уже не соответствует действительности. Характерный штрих: в богатейшей библиотеке клуба имелись «Известия Московской городской думы» лишь за 1878–1880 гг. От общественной жизни Москвы и России клуб себя все более изолировал, и судя по всему, большинство членов клуба устраивало положение «почтенной реликвии». Клуб воплощал в себе провинциализм Москвы, несмотря на происходившие в ней и в ее облике, особенно начиная с рубежа столетий, перемены. По словам объективного наблюдателя, этот провинциализм означал «верность старине», «своеобычность, неторопливость… тяжеловесность», которая «хороша, как устойчивость, но она же и косность…»^{774}.