«И вот общественное мненье!» Клубы в истории российской общественности. Конец XVIII - начало XX вв.

Самоизоляция Английского клуба в последние годы его существования создавала ему репутацию учреждения несколько таинственного. Даже образованные москвичи часто не располагали сведениями об этом клубе, кроме хрестоматийно известных по классике XIX в. Н. П. Розанов, описавший ряд московских клубов, заметил, что об Английском клубе сказать ничего не может. Другой мемуарист, известный в Москве адвокат, историк театра и литературы С. Г. Кара-Мурза сумел попасть в особняк на Тверской лишь после революции и упразднения клуба, посещая проходившие в 1920–1923 гг. в бывшей клубной библиотеке собрания Русского общества любителей книги. Помимо книг, о славном прошлом Английского клуба напоминал здесь небольшой бюст Вольтера работы Гудона, видимо, не раздражавший так последнее поколение членов клуба, как когда-то портрет Чаадаева.

До революции, вспоминал в связи с рассказом об этих собраниях Кара-Мурза, ему «случалось посещать все московские клубы: Дворянский и Купеческий, Немецкий и Армянский, Охотничий и Педагогический, Докторский и Адвокатский, Литературно-художественный кружок и Артистическое собрание „Алатр“. Но в Английском клубе я ни разу не бывал, вероятно потому, что доступ в этот замкнутый дом московской аристократии был затруднителен. И в силу этого, должно быть, он был окутан в моих глазах какой-то таинственной загадочностью и историческими реминисценциями: вспомнились Чацкий, Фамусов. Приходил на память Чаадаев, который ежедневно появлялся в клубе ровно в 12 часов ночи и занимал свое постоянное место, свой наблюдательный пункт».

В отсутствие информации приходилось верить ходившим по Москве слухам: «…В руках эпигонов Чацкого и Чаадаева Английский клуб выродился в обыкновенный игорный дом и ресторан, в котором оскудевшие московские князья и графы ведут крупную азартную игру, а неиграющие задают лукулловские пиры»^{781}. Насчет князей и графов Кара-Мурза ошибся. Как уже говорилось, их осталось на весь клуб не более 20, на обеде в честь Джунковского присутствовало 8. Не могли быть, как когда-то, «лукулловскими пирами» и обычные обеды предреволюционных лет.

Все сказанное делает непонятным неожиданное мажорное заключение, к которому приходит автор современного исследования истории московского Английского клуба, причем в противоречии с им же приводимыми фактами: клуб будто бы представлял собой «динамичный, развивающийся организм»^{782}. Очевидно, что, напротив, клуб застыл в неподвижности. Разве что считать выражением «динамики» сокращение в последнем клубном уставе числа параграфов с 41 до 26, снижение минимального возраста для почетных членов с 50 лет до 35 и отсутствие указания на разрешение только коммерческих игр (перечислялись семь видов карточной игры: винт, преферанс, бридж, вист, пикет, экарте и безик)^{783}. Поскольку экарте не раз объявлялась властями игрой азартной, вполне возможно, что эти запоздалые новшества появились лишь после февраля-марта 1917 г.

Уже в советское время В. М. Голицын, завершая свои воспоминания и отбирая для послесловия самое яркое, что осталось в памяти из навсегда исчезнувшего прошлого, изобразил не Английский, а Купеческий клуб на Малой Дмитровке. Там каждый вторник собиралась на обеды «все одна и та же компания, успевшая в течение нескольких лет дружно сплотиться как бы в одну семью и как-то держаться своим составом». В эту буржуазно-интеллигентскую компанию входил и Голицын.

Правда, описывая Купеческий клуб, Голицын ничего специфически-буржуазного в обстановке клуба и клубном времяпрепровождении не вспомнил. С удовольствием и грустью, чуть ли не стихами описывал он «в большой игральной зале накрытый длинный стол с феноменальным разнообразием холодных закусок» и рядом с ним столик, где стоял «ряд графинов с водками». Вспоминал, как гости, отведав «все, что их соблазняло», проделывали то же с горячими закусками, которые вносила «процессия лакеев», и «покончив таким образом с вступлением к обеду», все направлялись в столовую, где их ждал обед. «И все это кануло в Лету, бесповоротно, не оставив о себе следов…» — элегически заключал Голицын^{784}.

Можно сравнить эту картинку с не столь эмоциональным описанием уже упоминавшегося обеда в честь В. Ф. Джунковского в Английском клубе: «Поздоровавшись, я прошел в длинный боковой зал, где была накрыта закуска, а в 7 с половиной часов по традиционном докладе буфетчика, нараспев: „Обед подан“, все направились в обеденный зал и заняли места за двумя столами: один громадный стол покоем, огибавший весь зал, стоял вдоль его стен, а другой посреди зала; в углу зала, за прикрытием тропических растений, расположился оркестр Александровского военного училища»^{785}. Купеческий клуб мог позволить себе большее разнообразие яств, но в ритуале обедов следовал примеру Английского.

Меню ужина в Московском Английском клубе. Начало XX в.