И время остановилось

Раздраженная тем, какой оборот принимает вечер, Аурелия услышала неопределенный ответ отца – дескать, будучи мэром коммуны, он лишь изредка приезжает в Париж. Когда подали кофе, она взяла Мадлен за руку и отвела ее в сторону. Она больше не могла видеть, как мужчины беседуют, попыхивая толстыми сигарами, словно все происходящее было в порядке вещей. Она не осуждала отца – у него не было выбора, – но ей самой необходимо было отвлечься. Оказавшись в старой спальне подруги, она самым естественным тоном и с заговорщицкой улыбкой спросила:

– Ну что, ты счастлива со своим мужем? Рассказывай!

Девушки не виделись уже десять месяцев, и за это время Мадлен успела сочетаться законным браком с тем дальним родственником, о котором они говорили в прошлую встречу в «Ритце».

– Да, Пьер-Ив потрясающий… Ох! Я вообще-то не должна сейчас тебе об этом говорить, но у нас будет ребенок, разве это не замечательно?

Аурелия постаралась воспринять эту новость с радостью.

– Это просто чудесно! – сказала она. – Я так рада за тебя. И когда собирается родиться малыш?

– Скорее всего, не раньше сентября. Пьер-Ив очень подружился с одним унтер-офицером, мы хотим попросить его стать крестным отцом.

– Серьезно? – поморщилась Аурелия.

– Да, он отличный парень. И холостой, заметь… Полагаю, ты больше не виделась со своим циркачом?

Аурелия подавила отвращение, поняв намек подруги, и предпочла соврать.

– Нет, – заявила она со вздохом, достойным величайших трагических актрис. – Понятия не имею, что с ним стало.

– Бедняжка, – изобразила сочувствие Мадлен. – Признайся себе, что этот парень был прохвостом, никаких сомнений. Папа не ошибся, эта война и правда пошла нам на пользу.

Аурелия сделала глубокий вдох, чтобы не влепить ей пощечину. Но все же, поскольку ее нервы были на пределе, не удержалась от ответной реплики:

– Неужели ты не способна смотреть на мир иначе, чем глазами своего отца?

Задетая за живое, Мадлен ответила немного резко:

– Я так и знала, что ты отреагируешь подобным образом! Только не говори мне, что ты защищаешь эту еврейскую шваль!

Не в силах скрыть презрение, Аурелия испепелила ее взглядом.

– Я не защищаю никого и ничего, Мадлен. И меньше всего – тех, кто убивает невинных.

После этих слов между ними воцарился такой холод, что ночью Аурелия, рыдая, приняла решение больше не писать Мадлен. Как же тяжело прощаться с детством!

* * *

Когда пришла весна, Антуан простился с Марселиной, поблагодарив ее за все, что она для него сделала. Он уезжал не очень далеко, но фермерша все же смахнула слезу, уверяя, что будет по нему скучать. Леандр раздобыл для него удостоверение личности, выглядевшее донельзя правдоподобно, – теперь Антуан носил фамилию Перрен и был двоюродным братом бывшего владельца заброшенной фермы в Ормо, которую занимали французские солдаты во время битвы за Шатийон. До нее можно было добраться на велосипеде всего за пятнадцать минут. Теперь, чтобы встретиться с Антуаном, Аурелии достаточно было доехать до кладбища, потом свернуть налево, на дорогу, ведущую через поля, а чуть дальше съехать на тропинку, о которой знали только местные. Старый коттедж был не в лучшем состоянии, но для их цели вполне годился.

Антуану выдали простыни и перину для матраса, заменявшего кровать, а также газовую плитку, чтобы он мог приготовить еду. Этого минимального комфорта ему вполне хватало. Однако Аурелия все равно виделась с ним реже, чем ей хотелось. Поскольку молодой человек счел своим долгом помогать еврейским детям, он раздобыл велосипед, на котором часто отправлялся в Лош, откуда на поезде добирался до Шенонсо. Там в лесистой части замка, находящейся по «хорошую» сторону от демаркационной линии, он забирал детей и отводил их к другим проводникам, которые переправляли их дальше на юг. Он мог отсутствовать несколько дней, на протяжении которых Аурелия тряслась от страха, что его разоблачат и арестуют. Она знала, что он перевозит нелегальные листовки, рассказывающие о зверствах нацистов, и распространяет их в деревнях оккупированной зоны. Она поклялась себе хранить это в тайне из опасения, что отец запретит ей видеться с Антуаном, если узнает, и ожидала худшего всякий раз, когда он уезжал.