И все небо для нас

Тихон теребит ткань рубашки. Прокручиваю перед глазами множество эпизодов, когда дядя был со мной и Милой; анализирую его слова, жесты и поступки. Он ни разу не бросил на сестру странного взгляда, никогда не делал ничего, что могло бы выставить его в дурном свете. Да и он давно женат на Ирме, они ждут ребенка… Но…

Почему Гордей отказался говорить со мной об этом? Неужели это произошло тогда, когда Тихон еще встречался с Аленой? Может, Дей знает что-то еще?

В машине становится душно. Открываю окно и высовываюсь в прохладу гаража, чтобы вдохнуть побольше воздуха. Я сомневаюсь в дяде с того дня, как встретила его. Может, пора перестать? Что он там говорил про мост между людьми? Забираюсь обратно.

– Тихон. – Он приподнимает голову. – Помнишь, ты говорил о доверии? – Дядя кивает. – Значит, ты мне доверяешь, раз рассказал об этом?

– Да. Я никогда в тебе не сомневался.

Вытираю ладонь о джеггинсы и протягиваю ему.

– Давай.

– Что?

– Давай построим мост доверия между нами, – Дядя протягивает руку, но я чуть отдаляю свою и добавляю: – Только, если согласишься, пообещай, что никогда и ни в чем мне не соврешь. Даже если это окажется болезненным или «взрослым»! Обещаешь?

Вместо ответа Тихон пожимает мою руку.

– В твоем увольнении как-то замешан Гордей? – резко спрашиваю я, не отпуская его ладонь.

– Спроси у него.

– А почему ты не можешь рассказать?

– Ну… потому, что это касается не только меня, но и его. Если он сам отказался говорить, значит, еще не готов открыться.

Разжимаю руку дяди.

– Ты пообещал, – напираю я. – Неужели станешь лжецом спустя минуту после заключения сделки?

– Я обещал не врать, но не обещал, что буду рассказывать все, если речь зайдет о других людях.

– Ой, – отмахиваюсь и облокачиваюсь на дверцу.

Дядя заводит машину, и мы куда-то едем. Настроение плохое, говорить ни о чем не хочется. Внезапно Тихон тормозит, и меня швыряет на приборную панель.

– Эй! Что… – поправляю волосы и смотрю на дорогу.

Перед машиной стоит Мила с раскинутыми руками.

– Возьмите меня с собой! – требует она.

– Идем, – дядя помогает сестре забраться в детское кресло и заботливо пристегивает ее.

Изучаю каждый жест Тихона и сверяю расстояние между сестрой и дядей. Не дай бог увижу что-нибудь не то…

Дядя садится за руль. Мы выезжаем на проселочную дорогу и едем в том направлении, где я ни разу не бывала. Дорога становится заасфальтированной. В конце улицы стоят разные небольшие магазинчики. На одном помещении вывеска: «Тату-салон ‘‘Ирма’’».

– А вот и мое рабочее место, – дядя открывает перед нами двери, и Мила врывается внутрь маленьким розовым ураганом. В десяти случаях из девяти она выберет именно этот цвет.

Брожу по салону, изучая эскизы и фотографии счастливых клиентов в обнимку с дядей.

– Впечатляет, – говорю невзначай. – Ты хорошо рисуешь.

– Это у нас семейное.

С одной стороны, здорово, что с ним можно поговорить о сложностях жизни художника, с другой – не очень. После сегодняшних внезапных признаний дяди трудно чему-либо радоваться.

– Распиши ее. Если хочешь.

Проморгавшись, обнаруживаю себя у пустой серой стены. Дядя протягивает мне баллончик с краской.

– Может, когда-нибудь, – мягко отстраняю предложенный баллончик. – Мне… мне же надо придумать концепты и все такое…

– Налисуй бабочку! Или большого динозавла! – встревает Мила.

– Мила, это тату-салон. Здесь нельзя…

– А что такое тату-салон?

– Это место, где люди делают рисунки на теле, – коряво объясняю я.

– Хочешь себе такой? – предлагает Тихон.

– Да!

– Ты что, спя… – кидаюсь к дяде, но он взглядом останавливает меня.

Затем достает из шкафчика стола небольшую шкатулку в виде сундука и протягивает его Миле:

– Выбери одну. Ее и сделаем.

К моему облегчению, внутри оказываются обычные переводные наклейки. Пока Мила сидит на полу со шкатулкой, тихо говорю дяде:

– У меня чуть сердце не остановилось.

– Я ни за что не сделаю ребенку татуировку, – качает он головой.

– Я выблала! – Мила подбегает к нам, размахивая бумажкой.

Присматриваюсь. На рисунке изображен плюшевый мишка с розовым цветком в лапе.

– Иди сюда, – подзывает дядя, берет ее под мышки и сажает в кресло. Включает лампу, забирает у меня переводной рисунок.

– Куда наклеим? – спрашивает дядя.

– Сюда, – Мила тычет указательным пальцем на тыльную сторону правой ладони.

Тихон склоняется и отделяет защитную пленку от картинки.

– Мила, у тебя скоро день рождения. Что ты хочешь в подарок?

– Хочу увидеть маму, – честно отвечает сестра.

Мы с дядей обмениваемся растерянными взглядами. Он грустно улыбается.

– Что-то осуществимое, малышка.

Сестра вздыхает, по-взрослому понимающе кивает и после недолгих раздумий говорит:

– Тогда я хочу Голдея.

– Чего?! – возмущаюсь я.

Мила надувает губы.

– Вела постоянно его у меня кладет! Она не белет меня с собой к нему, хотя обещала… Я хочу, чтобы Голдей плишел на мой плаздник.

Прикладываю руку к лицу. Он всего лишь подарил ей шоколадку, а она сразу влюбилась.

– Ладно, мы его позовем.

Слышу в голосе дяди насмешку и кидаю в него убийственный взгляд. Улыбаясь, он смотрит на меня и спрашивает одними губами:

– Что, ревнуешь?

Отворачиваюсь, скрывая румянец.

* * *