В ином контексте исследует работу волонтеров на крупных советских стройках Клаус Гества. Его взгляд несколько отличается от тех, о которых говорилось выше: не обращая внимания на организационные моменты, он уделяет основное внимание идее выбора (то есть скорее философскому, нежели социологическому аспекту добровольчества). Так, в 1956 году компартии потребовалась волонтерская помощь в строительстве Братской ГЭС на Ангаре в Сибири; в самом скором времени власти собрали заявки от двадцати пяти тысяч желающих. Комментируя данный феномен, Гества замечает, что комсомольцы, массово отправлявшиеся на подобные стройки, зачастую вовсе не были склонны романтизировать идеалы коммунизма – скорее, они романтизировали само приключение, мечтая вырваться из своей заурядной комнатушки в мегаполисе. Они жаждали «ощутить дух свободы» где-нибудь в далекой тайге [Gestwa 2010: 452–453][44]
. Это приводит к вопросу о разнообразии в мотивации волонтерской деятельности и ставит под сомнение идею о том, что всякую подобную деятельность следует рассматривать лишь в свете ее способности к устроению гражданского общества.Еще более прямо говорит о том же Дуглас Вайнер в своем исследовании обществ любителей природы шестидесятых-семидесятых годов; различия в мотивации участников он подчеркивает терминологически, указывая на стремление обрести «маленький уголок свободы» [Weiner 1999]. Анализ Вайнера сфокусирован на трех аспектах данного феномена: во-первых, государство вполне могло поглотить любую организацию и сделать ее рупором официальной точки зрения; во-вторых, хотя такая возможность в принципе существовала, организации могли быть и политически независимыми и даже обладать некоторым политическим влиянием, пусть и не представляя угрозы для государственных устоев (так было, по крайней мере, в шестидесятые), – по этому поводу Вайнер отмечает, как общественное противодействие влияло на ход грандиозных строительных проектов; и, наконец, в-третьих, становясь добровольцем, человек получал возможность хоть как-то выражать себя творчески – на многолюдных оргсобраниях или же оказавшись где-нибудь в лесу или на берегу озера [Weiner 1999: 406–428]. Этот последний аспект наиболее актуален применительно к опыту добровольцев, помогавших пострадавшим от бедствий.
Когда в шестидесятых годах появилось Всероссийское общество охраны памятников истории и культуры (ВООПИиК), численность его членов сразу же перевалила за несколько миллионов, так что – как и в случае множества прочих подобных организаций – Советы с гордостью заявляли, что количество участников такой деятельности отражает общественную активность советских граждан. Несомненно, членство в этом обществе по большей части являлось вынужденным и пассивным, однако существовало и добровольческое ядро организации, оказывавшее определенное влияние на государственную политику. Джон Данлап, не вписывая собственный анализ в теоретический контекст гражданского общества, посвящает целую главу своей работы волонтерским обществам и их политической роли[45]
. По множеству различных причин и в самых разнообразных формах граждане отдавали добровольческой деятельности свое время и силы, и тем не менее оценить политический характер этой деятельности по-прежнему представляется проблематичным.Анализ масштабной волонтерской деятельности во время бедствий не только позволит начать предметный разбор советского добровольчества, но также поможет высветить разнообразнейший опыт, благодаря ему полученный. Если случалось бедствие, Советское государство призывало граждан вступать в ряды добровольцев, на что те весьма охотно откликались. Конечно, присутствовал момент и политического, и социального давления, но сам факт бедствия позволял гражданам выбирать, каким именно образом они желают помочь. Можно было послать деньги, отработать в пользу пострадавших один день, отправиться в зону бедствия, помочь людям с жильем или пропитанием и так далее. В философском смысле советские граждане проявляли известную степень свободы воли, решая, как лучше помочь. Более того, государству пришлось разработать целый ряд замысловатых схем по привлечению еще большего числа добровольцев. Так что, когда украинский рабочий отправлялся помогать восстанавливать разрушенный Ташкент, дело вовсе не сводилось к покупке билета на поезд и направлению его на строительный объект; для привлечения все новых помощников была выработана сложная система премирования, в том числе и в виде денежных доплат. В подобной системе можно увидеть противоречия с советской пропагандой о горячем желании граждан добровольно помочь бедствующим, но, с другой стороны, с ее помощью людям предоставлялась возможность самостоятельно определять свою дальнейшую судьбу.