Всего за несколько месяцев до начала «шахтинского дела» Крымский полуостров содрогнулся от серии мощных подземных толчков, первый из которых произошел в ночь с 11 на 12 сентября 1927 года, вызвав панику среди местных жителей и туристов[50]
. Северное побережье Черного моря – традиционное место отдыха нэпманов и простых рабочих – в одночасье обратилось в зону страшных разрушений. Местной прессе даже пришлось уверять читателей, что, вопреки слухам, полуостров никоим образом не сползет в море[51].Землетрясения в Крыму не были в новинку, и, даже не обладая значительным числом подробных исторических свидетельств о бедствиях прошлого, сейсмологи без труда воссоздавали их хронологию: так, толчками средней силы отметились 1843, 1855 и 1859 годы; весной 1872 года содрогалась Ялта, а в 1919 году – Симферополь. Но, что более важно, буквально за несколько месяцев до обсуждаемого нами сентябрьского землетрясения случился еще один мощный толчок: июньское землетрясение того же года отдалось во всех уголках полуострова разбитыми вдребезги стеклами, люстрами и полетевшими с полок вещами [Маркевич 1928: 69–70]. Однако же июнь, как выяснилось, был лишь скромной прелюдией к сентябрю.
Помимо высокой магнитуды, катастрофичность сентябрьского землетрясения заключалась и в том, что оно распространилось на весь полуостров. Для измерения интенсивности землетрясения крымские ученые использовали шкалу Росси – Фореля, которая – в отличие от шкалы Рихтера, позволяющей измерить исключительно природную силу, – учитывает также и влияние бедствия на жизнь общества[52]
. Так, сила июньского землетрясения в Симферополе не превышала пятого уровня этой шкалы, соответствующего толчкам достаточно ощутимой силы, способным сдвинуть с места небольшую вещь, не причиняя при этом серьезного ущерба [Двойченко 1928: 77]. В сентябре же магнитуда землетрясения в прибрежных районах – в Ялте, Балаклаве и Севастополе – достигала девятого уровня, при котором здания частично или полностью обрушаются. Расположенный дальше от берега, в центре полуострова Симферополь пострадал меньше, но и там сила толчков достигала седьмого уровня, то есть на целых два деления шкалы выше, чем в июне, что также нанесло ущерб зданиям города [Шимановский 1928: 43–45].Итак, первыми толчки ощутили жители прибрежных городов. Вскоре после полуночи 12 сентября задрожала Алушта, следом за ней – Ялта и Севастополь, а затем толчки начались уже по всей территории полуострова. Поскольку Алушта была первой, сейсмологи пришли к выводу, что эпицентр землетрясения находился приблизительно в 25–30 км от береговой линии. То есть очаг не располагался в каком-то конкретном городе, но характер бедствия был таков, что его сила зависела от географических, геологических и культурных особенностей конкретного места. Пожалуй, более всего пострадала Ялта, где еще с дореволюционного времени сохранилось множество наскоро (для получения пущей выгоды с приезжающих на источники) сколоченных гостевых домиков у моря; к тому же и сами источники были расположены в холмистой, легко поддающейся подземному сотрясанию местности [Двойченко 1928: 84–85]. В соседней с Ялтой Алупке у мечети целиком обвалилась восточная стена. Алупка – городок у самого подножия Крымских гор и потому привычный к оползням и обвалам. По сути, первый удар эта местность получила еще во время июньских толчков, серьезно ослабивших гористый ландшафт [Двойченко 1928: 93]. Находящийся же по соседству с Алупкой Симеиз каким-то чудом пострадал не столь сильно [Двойченко 1928: 94]. Словом, в разных уголках полуострова разрушения носили различный характер, что осложняло координацию необходимых мер и определение районов, наиболее нуждающихся в помощи.