И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Хоть советская пресса предпочитала сообщать читателям о том, что все идет хорошо, «Правде Востока» нередко приходилось писать и о беспорядках, призывая местных жителей всячески содействовать милиции: «Сегодня каждый ташкентец должен быть как никогда сознательным, дисциплинированным и неуязвимым для нелепых слухов», дабы таким образом «поддерживать образцовый общественный порядок». Данный призыв шел следом за сообщением об ограблении гражданина на трамвайной остановке: добычей четверых грабителей стали часы, деньги и несколько предметов одежды. Кроме того, милиция постоянно имела дело с пьянством и его последствиями для общественного порядка[173]. А в конце мая главный прокурор города Ташкента выступил с заявлением, что в отношении нарушителей закона ни о какой снисходительности не может идти и речи – напротив, за каждым проступком обязательно последует «суровое наказание». Так и вышло, к примеру, с двумя лавочниками, подкрутившими весы на пятнадцать грамм в свою пользу[174]. Так что, несмотря на постоянные заверения о спокойствии и порядке, из последней статьи следует, что и спустя месяц после землетрясения в городе ощутимо опасались новых всплесков преступности. А в июле «Правда Востока» предостерегала читателей от рыночных спекулянтов, указывая на чересчур либеральное законодательство: если спекулянта и задерживали, то он либо просто отделывался штрафом, либо же, отсидев в кутузке десять суток, вновь объявлялся уже на другом рынке[175]. Контролировать ситуацию в подобных условиях было чрезвычайно непросто, поскольку правительство не всегда имело возможность снабжать местные рынки товарами.

Спекуляция, впрочем, существовала и до, и после ташкентского землетрясения – равно как и неспособность государства легальным путем поставить необходимую продукцию [Shlapentokh 1989]. И вместе с тем в спекуляции времен землетрясения присутствовал и другой аспект, «Правдой Востока» проигнорированный, но явно связанный с дружбой народов: эти спекулянты были представителями кавказских республик, и все знали, что они возят на продажу фрукты по цене втрое выше обычной[176]. Параллельно с этим схожие жалобы поступали и с Украины, что придавало рядовому явлению спекуляции этнический оттенок. В декабре 1966 года рабочие из Жданова[177] обратились в Москву к Косыгину с вопросом: «Кто-то в грузинской республике осуществляет полезную общественную работу?» Спекулянты – продолжали они – «окопались» на всех местных рынках и, пожалуй, разошлись уже и по всему Союзу[178]. Таким образом, в Ташкенте спекуляция явилась в равной мере как этнической, так и экономической проблемой, что ставило под сомнение и прочие моменты, ассоциируемые с идеей межнациональной дружбы.

«Правда Востока» обращалась также и к вопросу страхования, то и дело возникавшему у горожан, владевших частной собственностью. Всего за несколько дней после первых страшных толчков городские власти получили от домовладельцев свыше шести тысяч заявок на компенсацию[179]. Всего же в Ташкенте было более 115 000 частных домов, из которых в результате землетрясения в том или ином объеме пострадала по крайней мере половина – уже к первому июня количество обратившихся за страховыми выплатами превысило 55 000 человек. Местный представитель Госстраха уверял граждан, что на полученные компенсации им следует восстанавливать свое жилье, однако уже в июньской статье ясно указывалось, что согласно принятому генеральному плану старые дома будут снесены бульдозерами, чтобы на их месте возвести новые; путаный лабиринт улочек старого города плохо сочетался с современной градостроительной наукой[180]. Словом, огромные страховые выплаты шли на архитектурные нужды.