И все содрогнулось… Стихийные бедствия и катастрофы в Советском Союзе

Подобного рода местные подробности, ясное дело, отсутствовали во всесоюзной печати, больше ценившей броские фразы в заголовках. Так, около года освещала события в Ташкенте «Строительная газета»: в статьях то и дело мелькали слова «братство», «героизм», «дружба» и милитаристская риторика в духе «на [трудовом] фронте» или «в тылу», читателю сообщалось о грандиозных прорывах в ташкентском сражении; настроение статей всегда было приподнятое – ведь строился «наш, новый мир»[181]. Авторы статей рукоплескали украинцам, латышам и всем прочим, кто был готов мчаться в поездах, чтобы помогать отстраивать разрушенный Ташкент; но вместе с тем упоминались также и изъяны строительного процесса[182]. В 1967 году «Строительная газета» опубликовала призыв члена Союза архитекторов Узбекистана К. С. Крюкова воздержаться от поспешных градостроительных решений, в результате которых историческое наследие города (как дореволюционной, так и социалистической эпохи) может быть уничтожено. Он с сожалением констатировал, что, несмотря на усилия архитекторов, затраченные на планирование, множество зданий было снесено без какой бы то ни было на то причины: «Сердце сжимается от боли, когда видишь глыбы бетона и щебня на месте бывшего кинотеатра “Ватан” <…>. Это интересное здание, построенное в 1937–1940 гг. <..>, развалила не подземная стихия»[183]. Уже вскоре «ремонтом» в городе стали условно называть процесс сноса здания. И хотя «Строительная газета» лишь мельком коснулась этого вопроса, публикация вызвала ожесточенные дебаты в среде узбекских столичных архитекторов, многих из которых куда больше, чем кинотеатр сталинской постройки, волновали памятники дореволюционной архитектуры.

«Литературная газета» – рупор Союза писателей – освещала землетрясение в русле своих магистральных тем. В начале январе 1966 года Ташкент фигурировал в ней как трибуна крупной международной конференции, а чуть позже последовало сообщение об усердном переводе русскоязычных книг на узбекский и в целом об укреплении братских связей между народами СССР[184]. В тот период в газете выходил ряд материалов с описанием советских городов, в числе которых была и соседняя Алма-Ата: отмечалось, что с древности она страдала от паводков, разорявших местность до тех пор[185], пока русский народ не возвел здесь новый, укрепленный город[186]. После ташкентского землетрясения «Литературная газета» сосредоточилась на публикации заметок и очерков для широкой публики, а также на помощи детям узбекских писателей. Так, указывая на восходящую в брежневскую эпоху зарю культуры потребления, один корреспондент сообщил, что ташкентцы «вытащили на улицу самые ценные свои вещи – телевизоры, холодильники, полки с книгами»[187]. Тут можно вспомнить о японцах, выбегавших в 1964 году[188] из своих домов с радиоприемниками, провизией, одеждой и документами [Takuma 1978: 162]. Доступность такой техники простому человеку в заметке сильно преувеличена (даже несмотря на то, что к 1968 году в Советском Союзе выпустили уже более тридцати миллионов телевизоров), однако важность ее заключается именно в перечислении того, что считалось тогда ценным имуществом [Stites 1992: 168]. Позже, в июне, сообщалось о московском пансионе, устроенном для детей писателей, чтобы те провели лето вдали от строящегося Ташкента; некоторых детей также эвакуировали в пионерлагерь на Черном море[189]. Жест был, несомненно, благородный, хотя он и копировал стандартную практику отправлять детей на природу, подальше от опасности (см. об этом ниже). Как правдиво показано в ленте М. К. Каюмова[190], детская эвакуация была весьма травматичным событием для их родителей[191].

Американская же аудитория с событиями вокруг землетрясения знакомилась благодаря журналу «Soviet Life», издававшемуся советским правительством. Как отмечал обозреватель «Комсомольской правды» В. М. Песков, в час нужды землетрясение сплотило ташкентцев, в единстве нашедших силы пережить беду и вернуться к нормальной жизни: «Город функционирует, как прежде: театры дают представления, на стадионах проводятся матчи чемпионата страны, а на первомайскую демонстрацию вышло небывалое количество людей» [Peskov 1966][192]. Советские власти явно не желали выказывать ни малейших признаков слабости, так что неудивительно, что в статье Пескова описываются, к примеру, жених и невеста, настаивавшие, чтобы их непременно поженили (свадебная тема вновь всплывет и в чернобыльском контексте, но воспринята будет уже совершенно иначе). Кроме того, американского читателя подробно информировали о тесном сотрудничестве и взаимопомощи союзных республик. К слову, в описанной выше истории у жениха было азиатское имя, а у невесты – русское.