I wanna see you be brave (СИ)

— Оно того не стоило бы. А он не настолько глуп, чтобы … — я понизила голос. К горлу подступил ком, — … чтобы терпеть побои ради семейного воссоединения.

— Помни, что не только он твой брат, но и ты его сестра. Он любит тебя, считает тебя примером для подражания. Может, вы были слишком близки для того, чтобы он смог тебя отпустить?

Я понимаю, что в словах Дерека смысл. Живя в Товариществе, мы с Дженимом были единственными друзьями друг для друга — теми тёмными овечками, кто был не похож на остальных: мы, как и наш отец, всегда выделялись из толпы поющих людей хмурыми бровями и полностью погружёнными в себя взглядами. Мы никогда не были настоящими товарищами во фракции, где дружелюбие является единственной моралью.

Я прижимаюсь к стене и сползаю вниз. Прижимаю колени к груди, обхватываю их руками и, не отрываясь, смотрю за тем, как Стайлз и Скотт отрабатывают уходы и блоки. Мне становится до неприличия страшно от того, что, теоретически, мой брат выбрал совершенно не свой путь именно по моей вине.

— Ты в порядке? — спрашивает Дерек.

Он опускается рядом со мной. Наши плечи соприкасаются. Я скольжу по нему взглядом и замечаю за широким вырезом майки то, о чём говорил Зик — тонкие ровные чёрные линии татуировки на светло-голубом фоне. Больше ничего не видно.

Я оставляю его вопрос без ответа. Просто смотрю на него некоторое время, а затем кладу голову ему на плечо. Его кожа липкая и пышет жаром.

— Обещай мне, что ты узнаешь, чего добиваются Эрик и Макс, — произношу я.

— Обещаю, — тут же отвечает Дерек.

И я верю ему.

========== Глава 5 ==========

Наутро я открываю глаза намного раньше положенного времени и около часа просто лежу в кровати и смотрю в потолок. Думаю о Стайлзе, о том, что вчера сказал Дерек, о своей родной фракции и об отце. Он с самого детства учил нас тому, что только семья, и ничто больше, должна стоять на первом месте. Он говорил, что в жизни и так слишком много плохого, чтобы отказываться от единственного хорошего и настоящего.

«Я должен заботиться о вас», — твердил он. — «А вы — друг о друге».

И мы так и делали. Все думали, что мы с Дженимом дружны и неразлучны лишь потому, что являлись частью фракции Товарищество, но нет, мы просто ничего друг от друга не скрывали. По крайней мере, я всегда так считала.

Я скучала по нему — по отцу. Даже если бы дети могли выбирать себе родителей, я бы ни за что не променяла Джона Стилински — заботливого, честного, открытого, любящего … Сломленного. Но после смерти матери все мы изменились. Она была единственной из нас, кому так шли жёлтый цвет и лучезарная белозубая улыбка. Она была единственной из нас, кто был дружелюбным не только потому, что того требовал устав фракции.

Папа влюбился в неё с первого взгляда. Мама, тогда ещё Клаудиа Паркер, таскала тяжёлые ящики с фруктами, напевала песню о всеобщем единении и заставила Джона, моего отца, впервые пожалеть о том, что на Церемонии выбора он пролил свою кровь на угли Лихости, предпочтя остаться в родной фракции.

Это был первый и единственный в истории Нового Времени случай, когда неофиту разрешили поменять фракцию. Товарищество приняло отца с распростёртыми объятиями, а через несколько лет он и мама создали свою маленькую ячейку общества. Спустя три года на свет появилась я, ещё через два — Дженим.

Мы были счастливы. Мы были лучшей семьей в мире. А потом мама сильно заболела, и даже эрудиты с их треклятыми исследованиями и сыворотками не смогли спасти её.

Я встаю с кровати, когда слышу шаркающие шаги в другой части комнаты. Споласкиваю лицо и чищу зубы в небольшой раковинке в углу, надеваю приготовленную со вчера одежду, заплетаю косичку, крашу губы яркой алой помадой.

Мне нравится Лихость за то, что она разрешает мне выделяться.

Через десять минут ко мне в комнату заглядывает Четыре, и мы вместе выходим в Яму. Молчим, и даже не смотрим друг на друга — по утрам у нас обоих всегда слишком паршивое настроение. Поднимаемся из Ямы в стеклянное здание штаб-квартиры и быстрым шагом направляемся к выходу мимо диспетчерской, в которой работаем тогда, когда не нянчимся с неофитами.

К рельсам мы подходим одновременно с Дереком.

— Что ты тут делаешь? — спрашиваю я вместо приветствия.

— Не хочу лишний раз лицезреть лица Макса и Эрика.

Мы с Четыре понимающе киваем. Неофиты медленно собираются вокруг нас ближе к назначенному времени. Вижу Стайлза, Скотта и Лидию — ребята идут вместе и громко смеются, и внутри меня разливается тепло — Дженим нашёл себе друзей. Ему не удалось сделать это за шестнадцать лет в Товариществе, но в Лихости ему хватило и недели. Со мной двумя годами ранее случилось то же самое. Быть может, здесь действительно наше место?

Замечаю, что Джексон идёт в стороне от всех, недалеко от него плетутся Дрю и Питер. Уилл, Кристина и Трис приходят последними. С каждым сделанным шагом Трис морщится. Отёк с её лица уже сошёл, но видимо с тем, что находится под одеждой, всё ещё всё печально.