Мы бежим прочь от Супермаркета Безжалостности, когда как другие бегут туда, чтобы помочь правдолюбам. Я должна чувствовать укор совести за то, что не вернулась за ранеными, но всё, что чувствую — боль: в руке, в копчике, в сердце. Особенно в сердце.
За сдвинутыми планами Эрика, Макса и Джанин наверняка стоит что-то из ряда вон выходящее. Какова вероятность того, что Стайлз ещё жив? А Четыре? Дерек? И все те, кто хоть раз улыбнулся мне, хоть раз сказал что-то хорошее, хоть раз выпивал со мной?
Если они объявили войну раньше времени, значит, на это у них были причины. Наверняка, Эрик сразу прознал, что я ушла. Тот факт, что я не ошиваюсь рядом с друзьями, или братом, или другими неофитами, насторожил его в первую очередь. Он, должно быть, сразу же стал расспрашивать обо всём Четыре, а когда тот сказал ему то, что по нашему плану должен был сказать, Эрик забил тревогу.
Он никогда не поверил бы в то, что я ушла без веской на то причины.
— Джессика, ты в порядке?
Я трясу головой, пытаясь сконцентрировать внимание на лице Лу. Он остановился, чтобы сделать передышку, и сейчас осторожно прислоняет Айзека к фонарному столбу. Тот цепляется за металл пальцами и медленно скользит вниз, пока окончательно не приземляется на асфальт.
«Как я могу быть в порядке? Хочешь правды, правдолюб? Я, чёрт возьми, в панике, потому что не знаю, что происходит! Почему-то в своей собственной голове я представляла всё совсем по другому! А тут жертвы! Тут раненые люди!».
— Да, — рассеянно киваю я.
Но Лу не обмануть, и мы оба это понимаем, но вместо того, чтобы выяснять, кто прав, а кто виноват, принимаем негласный обет: он спрашивает — я вру, и все довольны.
— Почему ты бросила её? — спрашивает Эрика.
Я оборачиваюсь. Она стоит в нескольких шага от меня.
— Я не могла её спасти. Мне самой нужна была помощь… Если бы не Айзек…
— Зачем ты привела её с собой? — перебивает Эрика. Её голос режет не хуже ножа. — Она слабая. Всегда была слабой. Альтруизм был её спасательным жилетом, а ты взяла и скинула её с обрыва.
— Твоя мать сама пошла с нами, — подаёт голос Айзек. — Она подумала, что так тебе легче будет нам поверить. Она тебя хотела спасти, вот и пошла. Так что уймись, и если хочешь кого-нибудь обвинить, то попробуй начать с себя.
Эрика поджимает губы в тонкую полоску. Её красная помада смазывается, оставляя лишние линии на подбородке. Я отворачиваюсь и подхожу к Айзеку. Он упирается спиной в фонарный столб и смотрит на меня из-под густых ресниц. Я присаживаюсь рядом с ним на колени.
— Спасибо, что спас меня, — говорю я. Здоровой рукой поправляю его кофту, чтобы она снова прикрыла пистолет, заправленный за ремень штанов.
— Не очень-то у меня получилось, — ухмыляется он и опускает взгляд на свои ноги. — Как думаешь, надолго всё это?
— Понятия не имею, — честно отвечаю я.
— У меня хватит сил на то, чтобы дотащить тебя до общины альтруистов, — произносит Лу.
Мужчина снимает пиджак и остаётся лишь в одной белой футболке, обтягивающей его внушительную мускулатуру. Он заправляет волосы за уши, на мгновение накрывает ладонями лицо и тяжело вздыхает.
И я не виню его. Не вину его в том, что когда он убирает ладони от лица, дрожит его подбородок. Не виню Эрику в том, что она хочет одновременно и убить меня и упасть на землю, захлёбываясь в слезах. Не виню Айзека за то, что он беспомощно смотрит на свои ноги, надеясь на то, что снова сможет ходить.
Всё, что я делаю — это прижимаю опухшую руку к груди и закрываю глаза. Тяжело вдыхаю и долго выдыхаю.
— Не понимаю, — шепчу я с закрытыми глазами, — не понимаю. У нас должно было быть два дня. Я должна была предупредить их… Должна была спасти.
Чья-то ладонь ложится мне на плечо. Я открываю глаза. Передо мной на корточках сидит Лу. Он молча перехватывает мою больную руку и повязывает вокруг неё свой пиджак, фиксируя запястье. Рукава он связывает вместе и перекидывает мне через шею, словно повязку. Я благодарно улыбаюсь.
— Практически все остались живы. Когда сыворотка рассеется, можно будет вернуться и помочь раненым.
Я киваю. Лу прав, в конце концов, они не открыли по нам огонь или не использовали настоящие бомбы, способные убить всех. Возможно, именно в этом их главный просчёт: они разозлили тех, кого планировали уничтожить. Джанин, Эрик и Макс обозначили себя — теперь очередь за нами.
Лу помогает мне встать на ноги. Эрика продолжает стоять особняком и смотреть туда, где осталась её мама. Даже если девушка решит пойти с нами дальше, мне не хватит времени для того, чтобы подобрать нужные слова и объяснить ей, как мне жаль.
— Эрика, — зову я.
Плечи девушки опускаются на выдохе.
— Я не собираюсь…