I wanna see you be brave (СИ)

Проходят десятилетия, прежде чем мостовая начинает дрожать. Звук подъезжающего поезда раздаётся где-то совсем близко. Я ускоряюсь. Пошатывание перил действует на меня как успокоительное: я вспоминаю всё то, через что смогла пройти за последние годы, и думаю, что подъём — всего лишь очередное испытание.

Даже сейчас моя Инициация продолжается, потому что я всё ещё не до конца уверена, что сделала правильный выбор. Слёзы бегут по щекам раньше, чем я чувствую дикую острую боль, когда хватаюсь за перила больной рукой и подтягиваюсь. В животе всё скручивается в тугой узел, а голова совсем не соображает. Поднимаю глаза наверх: остались жалкие метры. А поезд подъезжает всё ближе. Мне придётся на свой страх и риск пытаться зацепиться за него с самой верхушки подъёма. Там не будет ни места для разгона, ни второй попытки.

Я замираю, когда вижу первый вагон. Поезд должен будет притормозить на повороте, и это единственное, что хоть как-то облегчит мне задачу.

Хватаюсь раненой рукой за самую верхнюю перекладину, встаю ногами максимально высоко к рельсам и жду, пока мне предоставится возможность прыгнуть.

Первые вагоны проносятся в миллиметрах от моего лица. Я отстраняюсь от поезда на вытянутой руке, когда чувствую, что подошло время, а затем делаю что-то невероятное: цепляюсь здоровой рукой за выступ возле двери и прыгаю. Не успеваю сразу поставить ноги на специальную ступеньку, отчего больно ударяюсь коленями о железную балку. То ли вой, то ли крик срывается с моих губ, когда поезд протаскивает мои висящие ноги несколько долгих метров, превратившихся в километры. В шаге от того, чтобы разжать пальцы и сдаться, я заставляю себя ладонью больной руки нажать на кнопку, открывающую дверь вагона, и, собирая последние граммы сил, подтягиваю своё тело внутрь.

Получилось.

Колени ноют, боль в руке я больше не чувствую, но это явно нехороший признак. У меня нет сил подняться на ноги, и я продолжаю лежать на боку и смотреть в открытую дверь до тех пор, пока не различаю знакомый центр и здание Втулки. Ещё немного, и нужно спрыгивать.

Но можно и остаться, и тогда поезд унесёт меня мимо родной крыши Лихости к садам Товарищества, где меня будет ждать папа. Он спасёт меня, и Стайлза, и весь Чикаго. Он сильный. А я вот слишком слабая.

Когда мост заканчивается и начинается зелёный спуск вниз, я подползаю боком к двери и просто вываливаюсь наружу, словно мешок с зерном. Качусь, не в силах затормозить, пока не приземляюсь спиной на асфальт. Еле встаю на ноги и бреду к железным ступенькам. Разумеется, в обычной жизни лихачи мало ими пользуются, но я просто не в состоянии снова сползать вниз с помощью рук.

Вокруг меня люди в разноцветных одеждах. Я вижу и эрудитов, и лихачей, и альтруистов, и товарищей, и тех правдолюбов, кому посчастливилось оказаться на достаточном расстоянии от Супермаркета Безжалостности. Разумеется, взрыв не остался незамеченным: люди растеряны. В основном они потерянно подходят к друг другу и задаются одним единственным вопросом: «Что случилось?».

Пока кто-то моим голосом не кричит:

— Война! Они развязали войну! Правдолюбам нужна помощь!

Окружающие смотрят на меня, как на местную сумасшедшую, а я лишь бреду к общине альтруистов, продолжая скандировать одно и то же.

И как не пытаюсь, не могу остановиться — ровно до тех пор, пока перед глазами не вырастают одинаковые кубические дома. Я недооценивала людей в серых одеждах; они всегда сливались для меня в одно безликое пятно. Я не ненавидела их, как-то делали эрудиты, но и не воспринимала их как что-то незаменимое. Но почему-то именно эти люди, все и каждый, когда видят меня, бросаются на помощь, подставляя свои плечи и облегчая мой путь до дома Прайоров.

Я сама прошу их меня туда вести.

Натали и Эндрю впускают меня в свой дом. Я вижу диван, такой же, как в доме Айзека, и мне хочется прилечь на него и больше никогда не вставать.

— Джессика, что случилось? Где Айзек? Абигейл? Вы предупредили правдолюбов? — спрашивает Натали.

Я качаю головой.

— Мы опоздали. Там случился взрыв… Тем, кто выжил, нужна помощь.

Эндрю тут же вылетает из дома, видимо, предупредить всех и собрать людей. Я облокачиваюсь плечом в стену и закрываю глаза. Боль в коленях утихла, но вот пульсация в руке вернулась вновь. Мне стыдно просить помощь, пока есть люди, которым она нужнее, но я не могу сопротивляться Натали, которая помогает мне присесть на кресло, разматывает мою руку и бегло её осматривает.

— Похоже на вывих, — констатирует она.

Я почему-то смеюсь. Последнее, что я говорю, прежде чем мои глаза закрываются, это:

— По крайней мере, меня не раздавило под Супермаркетом Безжалостности.