I wanna see you be brave (СИ)

— Если бы я осталась с Эриком, они были бы живы. Все: Амар, Айзек, Линн, Джексон… Если бы я не встала против него, у него не было бы дополнительного стимула.

— Не говори так…

— Или, — накидываю я то, что давно таилось в голова, — если бы меня убили в самом начале…

— Лучше замолчи, серьёзно. Иначе, я действительно сейчас тебя убью.

Я тяжело вздыхаю. Четыре не воспринял мои слова всерьёз, как я и предполагала, но это - всё, о чём я могу думать, когда прокручиваю в голове каждое случившееся событие.

Четыре кладет ладонь мне на щеку и заглядывает точно в глаза.

— Мы поймали Эрика. Осталось только остановить Джанин. И когда мы это сделаем, ты сама вспомнишь свои слова и поймешь, какой дурой была.

— Ну спасибо, — прыскаю я.

Большой палец Четыре успокаивающее гладит меня по щеке прямо под глазом.

Громкий кашель заставляет его резко убрать руку. В дверях стоит Трис. Она скрещивает руки на груди и смотрит на меня так, словно застала нас с Тобиасом за интересными непотребствами.

— Не хотела мешать, — голос девушки режет, как нож по стеклу. — Но там всех зовут на обед, после которого будет собрание.

С этими словами Трис уходит, и Четыре, не сказав ни слова, следует за ней. Я снова остаюсь одна, но мне уже легче. Благодаря Четыре и Скотту я чувствую, что не всё потеряно и, что не менее важно, не всё произошло зря.

Перед тем как пойти в столовую, я на всякий случай оставляю свой автомат прямо за дверью, чтобы в любой момент его можно было схватить, не переступая порог комнаты.

Столовая переполнена. Люди перестали носить одежду только одного цвета: все присутствующие совмещают и серый, и синий, и жёлтый, и красный, и чёрный. Я сажусь между Четыре и Лу. Последний тут же тянется обнять меня, и я не сопротивляюсь. Напротив меня сидит Лора. На ней красный сарафан, подчеркивающий карий цвет её глаз. Лора улыбается мне, и я улыбаюсь ей в ответ.

— Айзек был славным парнем, — зачем-то говорит Скотт, сидящий через Лу и Лидию от меня. — Я знал его всего два года, но этого было достаточно для того, чтобы обрести друга. Именно он помог мне осознать, что я подойду Лихости… Он сам никогда не был настоящим альтруистом, как ни старался.

Я хмыкаю.

— Спасибо, Скотт, но… — начинаю я, но Зик перебивает меня.

— Мы с Айзеком жили по соседству, — Зик, сидящий рядом с Лорой, протягивает мне свою руку через весь стол. Я сжимаю его тёплые пальцы на короткое мгновение. — Этот парень был живым олицетворением поговорки о тихом омуте и чертах в нём. Возможно, как сказал Скотт, он и не был альтруистом, но он и лихачом до конца не был. Айзек умудрялся попадать в движущуюся мишень с десяти метров с закрытыми глазами, а потом идти и подолгу сидеть на мосту над пропастью и что-то писать у себя в тетради. Я пытался стащить её и посмотреть, что там, так он скрутил меня в бараний рог и заставил поклясться собственными пальцами, что я больше никогда в жизни не посягну на его имущество. — Зик то ли хмыкает, то ли хрюкает. — Короче, я люблю этого парня.

Каждый человек, сидящий за столом, позволяет себе рассмеяться. Когда Четыре достаёт из-под стола чёрную флягу, знакомую мне с детства, до меня начинает доходить смысл происходящего.

Они решили устроить символические поминки. Ради меня.

— Где ты её взял?

— Твой отец одолжил.

— Я так и думала.

Под общий гул товарищей, занимающихся своими делами и ведущих разговоры, нас не касающиеся, Четыре разливает по стаканам что-то светло-жёлтое и пахнущее виноградом, почти прозрачное.

— Не знаю, говорил ли тебе Айзек, но мы с ним встречались.

Вилка с нанизанной фасолью замирает на полпути ко рту. Я наклоняюсь к столу и ищу обладателя знакомого голоса. Эрика сидит с самого края и вертит свой стакан в руках. На бледном лице покрасневшие от слёз глаза слишком выделяются.

— Начали спустя полгода после его Инициации. Он был удивительным парнем, добрым, заботливым, с ним всегда было, о чём поговорить. Он был замечательным человеком. Он был моим человеком. Но была одна проблема… — Эрика поднимает глаза точно на меня. — Он никогда не любил меня так сильно, как тебя. Он сам признался мне в этом; женская глупость подтолкнула спросить о его бывших девушках. Он сказал, что никогда не состоял в серьёзных отношениях, но была одна, которую он любил. Я всё поняла, потому что он это сказал в настоящем времени, не в прошедшем.

Я кладу вилку на тарелку, хватаю стакан и осушаю его залпом. Напиток крепкий, и тут же обжигает горло. Я морщусь.

— Не извиняйся, — горько добавляет Эрика. — Сердцу, типа, не прикажешь.

Повисает пауза, сопровождаемая стуками опускающихся на стол стаканов. Слова Эрики отлично заменили тост.

— Амар был великим лихачом, — говорит Четыре. — Нам с Вдовой он стал не просто инструктором или наставником. Он стал нам другом ещё до того, как мы сами стали полноправными лихачами. Он был достойнейшим. Он позволил мне начать новую жизнь и выбрать, кем именно я хочу в ней быть. Если бы не Амар, меня бы здесь не было.

Я согласно киваю и добавляю:

— И меня.