Малвани ждал меня в холле отеля, куда я вернулся после того, как Изабелла отправилась домой.
Он был очень взволнован, и я заподозрил, что с Дэвидом Марвином случилось худшее.
— Марвин?..
Я замолчал и затаил дыхание.
— Он пока держится. Но случилось кое-что другое.
Малвани вывел меня через двери и странно посмотрел.
— Оказывается, убийца всё же оставил для нас послание.
Я замер.
— Мы же обыскали весь «Эриэл Гарденс» сверху донизу! Как мы его пропустили?
Мой голос стал хриплым от разочарования. Я был уверен, что место преступления тщательно изучили.
Мы с Малвани забрались в ожидающий нас экипаж.
— Наверно, нас отвлекло ранение Марвина. Мы ведь даже не смогли перенести мисс Биллингс со сцены из-за того, что она была приколота к занавесу, — я пытался найти оправдание тому, каким же образом мы пропустили такую важную улику.
Малвани повернулся к извозчику.
— В морг.
Извозчик развернул лошадей, и наш экипаж покатился по Бродвею к окраине города.
— Почему нельзя было доставить записку в участок?
Я крепко придерживал свой саквояж, так как тряска внутри экипажа грозила раскрыть его и вывалить всё содержимое на грязный пол.
— Мне кажется, поездка в противоположный конец города — это просто трата времени, учитывая, что доктор Уилкокс, скорей всего, ещё не успел закончить вскрытие.
Малвани снова бросил на меня странный взгляд.
— Уилкокс планировал начать вскрытие сегодня вечером. После того, как состояние детектива Марвина стабилизируется. И когда ассистент Уилкокса начал подготавливать тело, он и заметил послание.
— Плохо, что он не смог отправить курьера с этой запиской к нам, — пробурчал я. — Она такая же, как и в прошлых случаях?
— Вроде того. Стиль определённо его — поэтические строки, практически не имеющие смысла.
— И в чём же отличие?
Раньше из Малвани никогда не приходилось вытягивать информацию клещами.
Он посмотрел мне в глаза, и я уже тогда понял, что его следующая фраза не будет нести ничего хорошего.
Я решил, что с наводящим вопросом ему будет легче.
— Где нашли послание?
Когда Малвани начал говорить, я увидел, что ему неимоверно сложно выразить словами то, что ему тяжело пока осознать.
— Послание было у неё на спине, — наконец произнёс он.
— То есть, он засунул его под блузу?
В этом был определённый смысл. Поскольку она была пристёгнута булавками к занавесу, мы так и не смогли тщательно обследовать тело.
— Нет, — ответил Малвани. — Оно было на спине. В прямом смысле. Навсегда.
Он посмотрел мне прямо в лицо.
— Он вытатуировал его синими чернилами.
Я не суеверный и не верю во всякую сверхъестественную чушь, но предпочитаю наведываться в морг при свете дня, когда солнце разгоняет притаившийся в тёмных углах и плохо освещённых коридорах мрак.
Сегодня же вечером я ясно, как никогда, ощущал неприятный холодок, пробиравший меня до костей. И не спасали даже шесть электрических ламп, освещавших зал мертвецкой.
На столе в той же комнате, где нам два дня назад рассказывали об обстоятельствах смерти Анни Жермен, лежала Эммелин Биллингс.
Тело лежало лицом вниз. Голова и нижняя часть туловища были прикрыты белыми толстыми простынями, которые, казалось, создавали ещё больший контраст с синими чернилами на коже.
К нам вышел помощник доктора Уилкокса — низенький щупленький мужчина с венгерской фамилией, которую я никогда не мог выговорить.
— Я сообщил, как только это увидел, — тихо произнёс он с заметным акцентом.
Малвани обошёл тело, чтобы посмотреть на надпись под другим углом.
— Можно осветить эту часть поярче?
— Конечно, сэр, — кивнул помощник.
Он принёс электрический фонарь и поднял его над телом мисс Биллингс.
Вокруг нас появились жуткие тёмные тени, но тело и послание оказались ярко освещены. Надпись была выполнена синими чернилами, а кожа вокруг каждой буквы была воспалена и раздражена, и при свете фонаря казалось, что каждая литера словно купалась в красном свечении.
— Чернила — стандартная синяя хна, введённая подкожно, — произнёс помощник доктора.
Малвани печально покачал головой.
— Небрежная работа. Заметили, насколько неровные линии? Учитывая это и то, что мы знаем об «Эриэл Гарденс», где она была убита, мне кажется, что это было сделано вручную.
Я посмотрел на надпись: действительно, некоторые буквы были толще, некоторые — тоньше; первые практически сливались друг с другом, а между последними было заметное расстояние. Человек, сделавший это, или обладал отвратительными навыками, или вообще не заботился о красоте. Или и то, и другое.
— Не сомневаюсь, что ты прав, — согласился я. — Слишком небрежно. Даже в руках любителя электрическая татуировочная машинка выдала бы лучший результат.
Малвани кивнул.
— К тому же, мне хочется думать, что он бы привлёк внимание, затаскивая такую громоздкую машинку в театр.
Мы вновь уставились на надпись.
— У кого до сих пор может быть доступ к старой ручной машинке? — спросил я.