И жили они долго и счастливо

И ту, что ждала мужа, прячась у него на конюшнях. Несколько раз после их ухода он просил зеркало показать ее, но однажды увидел беременной и перестал смотреть.

Вязкие холодные дни, тянущиеся бесконечной чередой до ее появления в этом доме.

Их первая встреча в Конторе, и ужас в ее глазах.

А потом…

Тепло ее ладони.

И тепло в груди, которое через несколько лет стало разливаться по венам от одной ее улыбки.

Как пообещал никогда ничего не делать против ее воли.

Ее браслеты на его руках.

Их первый и второй поцелуи, ее красные щеки и сумасшедшие глаза.

«А можно еще раз?»

Их разговоры по ночам.

Тепло от ее объятий.

И как счастлив он был наконец услышать от нее «не хочу».

Синие-синие глаза…

Как целовала мимоходом в волосы.

Ее бесконечные сборы по утрам…

Как вдыхала аромат кофе, прежде чем начать пить.

Раскиданные по дому вещи…

Как засиживалась допоздна в кресле в его кабинете, чтобы просто побыть рядом.

Ее рука на его во время прогулок по парку.

Как сама приходила в его спальню, чтобы потом остаться до утра…

Ее предложение уйти за ним в Навь.

Как называла его своим мужем.

Как произносила «я – твоя жена».

Она была его женой.

Она была ему верна.

И он не был безымян, потому что она дала ему имя.

Она заменила ему душу.

Она стоила всего и на самом деле не стоила ему ничего, потому что это она была его силой, а не магия, что давно уничтожила бы в нем все человеческое, не встань она на ее пути.

Его сила осталась при нем.

– Василиса, – позвал Кощей.

Дрогнули ресницы, и открылись глаза. Широко распахнулись в испуге, и Кощей поморщился от горечи. Она снова его боялась. Как такое могло случиться?

– Василиса, – повторил он, стараясь, чтобы получилось как можно нежнее.

Испуг сменился радостью.

Она приподнялась на локте, заглянула ему в лицо, словно спрашивая разрешения, и он обнял ее первым, почувствовал, как она задрожала, услышал всхлип. Это была она – его Василиса. Теплая, родная и живая.

Живая!

Она была живая!

Ее слезы попали ему на кожу и показались горячее кипящего масла. Желая унять их, Кощей отстранился и поцеловал ее в глаза, но, кажется, сделал только хуже, потому что Василиса расплакалась, не скрываясь, в голос, спрятала лицо в изгиб его шеи. Тогда Кощей потянул ее на себя, и она сползла к нему на пол, он обнял ее, крепко-крепко прижав к себе. Видеть ее слезы было слишком больно.

– Я люблю тебя, – прошептал Кощей, слегка запнувшись на слове, которое не произносил почти тысячу лет. – Я так сильно тебя люблю.

И почувствовал, как с этим словом в него, словно в пустой колодец, хлынула чистой родниковой водой вся его былая мощь.

Эпилог

Без песен Баюна все-таки не обошлось. Кощей самолично провел его зеркалом из Конторы в их дом. Предполагалось, что петь кот будет только для Василисы, но она знала, что все это время ее муж стоял за дверью и слушал. Наверное, Баюн с его завидным нюхом и чутким слухом тоже это знал, но вопреки своему обыкновению комментировать никак не стал.

Песня его была что мертвая вода – целебна и живительна. Она смыла всю грязь и весь ужас случившегося, и Василисе показалось, что ей мешок с головы сняли: стало легче дышать, солнце засветило ярче, мир наполнился красками, и впервые за долгое время мысль о том, чтобы переступить черту, отделяющую их дом от внешнего мира, не вселила в нее дикий ужас.

– Ну что, – поинтересовался Баюн, когда закончил и снова нацепил на шею кулон, принимая человеческий облик, – завтра жду тебя на работе?

– Ждать ты можешь сколько угодно, – сверкнул глазами Кощей, заходя в свой кабинет, где и творилось все действо, – но раньше января Василиса на работу не выйдет.

Василиса пожала плечами. Мол, муж свое слово сказал, а муж не абы кто, а царь Нави, и кто мы все, чтобы с ним спорить. Баюн хмыкнул и потребовал проводить его обратно: дел было невпроворот.