И жили они долго и счастливо (СИ)

— Сам не знаю, — Кощей снова сел за стол, уперся локтями в столешницу. — Может быть в напоминание себе о том, что на самом деле я все еще не хочу умирать. А может быть… ну знаешь, в качестве последней пули. И потом, это ведь такая мощь. Наверное, в этом и есть отличие светлых от темных: разве можно просто взять и пройти мимо? Светлые как-то ухитряются делать это, — Кощей вдруг улыбнулся. — Лебедь бы удар хватил, знай она… О, она бы умерла от злости, зависти и невозможности отобрать у меня его здесь и сейчас, не развязав войну. Может быть отослать ей фотографию, как думаешь?

— Не переводи тему. Кош, его нельзя хранить здесь. Это полное безрассудство.

— Ты хочешь, чтобы я отнес его в Навь? — поднял бровь Кощей.

— Я хочу, чтобы ты скинул его в Смородину, — отчеканила Василиса.

Повисло молчание. Кощей сжал флакончик в ладони.

— Ты вообще представляешь, чего мне стоило его добыть? — спросил он. — И теперь ты хочешь, чтобы я вот так просто выбросил его обратно?

Василиса встала, подошла вплотную к столу.

— Он не нужен тебе, — глядя ему в глаза, произнесла она. — Ни как оружие, ни как напоминание. Я могу только просить тебя, и я прошу. Потому что мне страшно.

В наступившей тишине громко тикали настенные часы, отсчитывая секунды, разделявшие до и после.

— Ты в безопасности, я это гарантирую, — наконец ответил Кощей.

Василиса нервно улыбнулась.

— Я не верю. Прости.

Она медленно отошла от стола. Оглянулась на него.

— Прости, — повторила она, прежде чем выйти и аккуратно закрыть за собой дверь.

Кощей перевел взгляд на флакон. Маленький голодный ярко оранжевый огонек озорно плясал в своей темнице, будто радовался небольшому приключению.

***

Звон будильника раздавался в ушах еще долго после того, как Василиса его отключила. Предрассветная серость струилась в спальню даже сквозь задернутые шторы, Василиса поплотнее закуталась в одеяло, прижалась к мужу и разрешила себе снова задремать: Кощей всегда вставал вовремя и без будильника, и она не боялась проспать, а ночь выдалась тяжелой, сон никак не шел, она проворачивалась в своей постели почти до двух часов, а потом не выдержала и пошла к мужу. Там ей удалось уснуть, но пришли мутные неясные сны, окончательно лишившие ее шанса на отдых.

— Хорошо, — вдруг сказал Кощей, вырывая ее из блаженной дремы.

— Что хорошо? — пробормотала Василиса.

Большим усилием она заставила себя открыть глаза. Жесткая линия подбородка, на которую упал ее взгляд, выражала мрачную решимость.

— Хорошо, мы это сделаем: вернем огонь в Смородину, раз уж его силы пугают тебя больше, чем мои. Меня же ты не боишься держать в своей постели... Но если это вернет тебе спокойный сон, то оно того стоит. А то я, знаешь ли, не могу спать, когда ты вертишься как белка в колесе и в процессе перетягиваешь на себя все одеяло.

Василиса улыбнулась.

— Спасибо, — прошептала она, дотянулась до его подбородка и легко поцеловала, уколовшись о пробившуюся за сутки щетину.

— Пойдешь со мной, — пригвоздил Кощей. — Удостоверишь факт реституции***.

— Кош…

— Не хочу, чтобы у тебя остались хоть малейшие сомнения в том, что я его вернул.

— Когда это я тебе не доверяла?

— Вчера вечером. Сказала об этом прямым текстом.

Кощей сел в постели и потер руками лицо.

— Пойду-ка я сварю кофе покрепче и побольше.

— Может сразу кофейную капельницу? — попыталась пошутить Василиса.

— Может быть, — мрачно буркнул Кощей, вставая с постели. — Выезжаем через полчаса, тогда успеем обернуться до работы.

Когда он ушел, Василиса еще немного полежала на его месте, насыщаясь теплом и запахом. Вставать отчаянно не хотелось, но хотелось еще раз сказать «спасибо». О, она в полной мере оценила его жест. Теперь нужно было придумать, как испросить прощения за то, что усомнилась в нем.

До Смородины-реки на коне Кощея было около сорока минут езды, но Василиса все равно успела проклясть дорогу и отбить себе все, что только можно, ибо нет ничего хуже, чем сидеть вдвоем в одном седле. И поэтому когда они наконец достигли пункта назначения, она сперва отнюдь не грациозно свалилась с крупа, и только потом поняла, что что-то не так.

Река извивалась, приходя издали и убегая вперед, раскинувшись широкой лентой, отрезающей мир живых от мира мертвых. От середины ее поднимался густой серый туман, скрывая противоположный берег от любопытных взоров. Василиса отлично помнила, что там, за туманом, и была благодарна судьбе за то, что не видит Навь.

Обычно река была спокойной. Во всяком случае до того момента, пока кто-нибудь не подходил ближе. Тогда она являла свою истинную сущность, воды обращались ярым пламенем, огонь вздымал в небеса, закрывая путь. Но в этот раз она уже бурлила. Вместо голубой глади перед Василисой расстилался огненный поток, по краям которого на их берегу то там, то здесь виднелись черные проплешины, словно кто-то пытался прорубить себе дорогу, но так и не смог продвинуться вперед, и теперь река пыталась зализать раны, наполнив выжженные места огнем.

Василиса подняла взгляд на Кощея. Тот смотрел прямо и зло.

— Что происходит? — спросила она.