И жили они долго и счастливо (СИ)

— В том-то и дело, что никак не получается. Но ближе к делу. Что же это за источник такой, которым похваляется Моревна?

В кабинете Кощея их было четверо. Сам хозяин, Василиса, начальник Конторы и Сокол. Василиса сидела тихонечко в своем кресле и смотрела куда-то в темень за окном. Часы на стене, те, что показывали местное время, утверждали, что уже второй час ночи. Мысли ее были далеки от этого разговора, и она слушала, едва понимая, о чем они говорят. Ей было жаль Баюна, он ответственно относился к безопасности на своей территории. И жаль Сокола, которому пришлось сорваться в ночи, приехать сюда и теперь перебирать в голове возможные последствия самонадеянности ее супруга. Он сидел на стуле, подавшись вперед, уперевшись лбом в сложенные в замок руки, и на щеках у него ходили желваки, выдавая его чувства с головой. Где-то глубоко внутри ей не хотелось жалеть Кощея, но он был ее мужем. И Василиса видела, насколько нелегко ему сейчас дается вся эта ситуация. А еще ей было жаль себя. Но это могло подождать. Кощей хотел отправить ее в постель, но Василиса воспротивилась, заставила себя собраться и переодеться, правда отчего-то во все серое, и теперь была едва заметна в тени шкафов. Впрочем, тени здесь были что-то уж очень густые, плотные, почти осязаемые, не иначе как Кощей осознанно или нет пытался скрыть ее от чужого внимания.

Но Баюну и Соколу и так было не до нее.

— Я знаю только два подобных источника силы, — ответил Кощей. — Один из них — Алатырь-камень*, но мы все понемногу черпаем из него, думаю, если бы он попал к кому-то в руки, то мы бы уже это почувствовали. Второй — цветок папоротника.

Баюн не перебивая выслушал Кощея, и на те несколько секунд, что он выпускал и втягивал когти, словно не мог определиться, убивать сейчас или потом, его морда приобрела поистине зверское выражение.

— Чушь, — наконец рыкнул он, и сталь в последний раз втянулась между подушечками лап. — Цветок папоротника — сказка для магов-подмастерьев. Чудодейственное средство обресть небывалую мощь без ученья и мученья. Мне странно, что ты, Кощей, столь наивен, что веришь в подобные побасенки.

Кощей… Василиса вздрогнула. Она и не помнила, когда в последний раз Баюн называл его этим именем. Может быть, без нее…

Сказанное тяжело упало между сидящими, и в комнате словно стало темнее. Казалось, магия Баюна, заточенная в словах, приподняла голову, желая рассказать сказку, скрытую за этим словом. Страшную, черную сказку.

Что-то дрогнуло в лице Кощея, что-то болезненное отразилось в глазах. Задетая гордость. Она достаточно знала его, чтобы не заметить этого и не предположить последствия.

— Перунов цвет существует, — тихо сказала она, и ее услышали.

Баюн и Сокол как по команде вздрогнули и обернулись к ней, будто впервые увидев. Кощей тоже посмотрел на нее: внимательно, изучающе.

— И ты туда же! — взвился Баюн и снова выпустил когти. — Бред теперь передается воздушно-капельным путем? Или только половым, и можно не беспокоиться?

— Я видела его, — спокойно ответила Василиса и заглянула в налившиеся расплавленным золотом глаза начальства.

Он злился, потому что боялся. Это она могла понять. Почему же ей совсем не было страшно? Тупая пульсирующая боль, поселившаяся между ребер, затмевала все.

— Что? — рыкнул Баюн.

— Я видела его, — повторила она. — Пока бродила в Лесу. Однажды ночью я наткнулась на заросли папоротника. Он расцвел совсем рядом с тропой.

— И какой он? — тихо спросил Сокол.

— Он… — Василиса нахмурилась, вспоминая. Вот она идет по тропе и на обочине среди почти черных в темноте листьев ярко сияет что-то белое с алой сердцевинкой. Но важно ведь было не внешнее… — Он робкий. Нежный. Мне показалось, ему хотелось увидеть небо и вдохнуть ночной воздух. В том месте кроны деревьев расступались, образуя достаточный просвет. Было много звезд…

Он заметил ее и замер. И в этом было что-то надсадное. Обиженное. Словно ему было досадно, что она потревожила его покой, что она нашла его, и одновременно он словно заранее смирился с тем, что она унесет его с собой, не дав прожить эту ночь…

— И что ты сделала? — голос Баюна мурлыкнул на краю сознания, и Василиса пошла за ним, не осознав до конца вопрос, но поспешив ответить.

— Близился рассвет, — пожала плечами она. — Я подумала, что он предпочтет встретить его в одиночестве. Так, чтобы никто не мешал. Поэтому я поклонилась ему… Нет, немного в сторону, чтобы не смущать… Я поклонилась и тихо пошла дальше, не оборачивалась. Ему ведь хотелось остаться незамеченным.

— Ты не сорвала его! — глаза Баюна из золотых стали медными. — Как же ты справилась с искушением?

Василиса очнулась. Вокруг больше не было Леса, не белел среди листьев маленький беззащитный цветок. Она снова сидела в кабинете Кощея.

— Не было никакого искушения, — горько улыбнулась она. Говорить об этом было словно объяснять простые истины годовалому малышу: не все, что ты видишь, можно взять, существует чужое, не твое. — В этом и есть разница между светлыми и темными магами. Не важно какова мощь… можно просто пройти мимо.