И жили они долго и счастливо (СИ)

Кощей прищурился, глядя на нее, и она спокойно выдержала его взгляд. Да, дорогой, я запоминаю все, что ты говоришь.

— Как мы будем докладывать о ситуации на Буян? — спросил Сокол, разрушая повисшую тишину.

Василиса вздрогнула: кажется, она слишком глубоко провалилась в безмолвный разговор с мужем.

— Мы не будем ни о чем сообщать Лебедь, — тихо произнес Кощей, отводя от нее взгляд. — Это внутрисемейное дело, разберемся сами.

— Внутрисемейное?! — звонко воскликнул Сокол. — Страшно подумать, что же тогда по твоему мнению может потребовать внимания Лебедь!

— Как только такое случится, я обязательно с тобой поделюсь, — спокойно ответил Кощей. — Баюн, это приказ. Никто ничего не скажет Лебедь.

Баюн тихо зарычал.

— Жестоко.

— У меня нет другого выхода.

— Прости, Сокол, — почему-то с сожалением сказал Баюн, не отрывая взгляда от Кощея. — Но мы действительно ничего не сообщим Лебедь, — и добавил с плохо скрываемой издевкой, — наш царь справится сам.

— Твой царь! — рявкнул Финист, даже не пытаясь скрыть, насколько зол.

— Мой царь, — согласно и неожиданно покорно кивнул Баюн.

Сокол сжал кулаки, явно желая высказаться по этому поводу, но задавил в себе все слова и не возразил Баюну.

— У нас хотя бы есть план? — мрачно поинтересовался он.

Кощей кивнул.

— Я не могу найти ее самостоятельно. И здесь мне понадобится твоя сила, Баюн. Ты сложишь про нее песню, и сможешь сказать мне, где она прячется. После этого мы нападем и возьмем ее численным превосходством. Какую бы силу не давал ей цветок, она не может быть сильнее нас троих.

— Во-первых, чтобы ее найти, мне нужно нечто большее, чем имя, — проворчал Баюн. — Я могу выйти на улицу и орать его хоть весь день, и ничего не произойдет, оно слишком распространенное и почти ничего не значит для этого мира. Мне нужно что-то личное.

Кощей поджал губы, Василиса видела, как дернулся кадык, выдавая волнение.

— Василиса, — попросил Кощей, — может быть принесешь нам чаю?

Она молча кивнула, поднялась с кресла и вышла из кабинета. Как будто бы ей хотелось слушать, какие ласковые прозвища ее муж давал бывшей жене. Уже возле лестницы услышала зычный рык Баюна:

— А во-вторых, я не могу пойти с тобой. Это самоубийство. Если выяснится, что она все еще моя царица, ваши противоречивые приказы порвут меня на котят. Кто тогда…

Рык оборвался, и Василиса неожиданно для самой себя злобно понадеялась, что Кощей ударил его посильнее. Ей вдруг ясно вспомнилось, как пятнадцать лет назад, когда она пришла к Баюну, чтобы рассказать о том, что вышла замуж, он заявил ей, что не чувствует ее власти над собой, а значит, Навь не приняла ее и она не жена Кощею. Оказывается, эти слова до сих пор тлели где-то в ее памяти, и нужно было не так уж сильно подуть, чтобы они разгорелись, напоминая о себе и о том, что она тогда почувствовала по отношению к коту.

Дом затих в ожидании. Василиса спустилась на кухню, включила свет, взяла чайник и понесла его к раковине, чтобы налить воды. И уже подставив под струю, нахмурилась. Что-то было не так. Только что что-то показалось ей странным. Она закрыла кран и отставила полный чайник в сторону. Повернулась к панорамному окну, отделявшему кухню от дворика за домом. В темноте хорошо было видно ее отражение. «Неправильно, — подумала Василиса. — Я отразилась в нем неправильно». Она подошла ближе, пытаясь понять, что ее смутило. Сейчас все вроде бы было как надо. Повертела головой, помахала себе рукой. Отражение повторило ее движения. Василиса вгляделась в лицо. Глаза. У отражения в окне были четкие ярко-черные глаза. Внезапно женщина в стекле ехидно улыбнулась ей, будто поздравляя с догадкой, и прямо из стекла вынырнула рука, схватила Василису за локоть и утащила за собой.

***

В кабинете тем временем Баюн складывал песню. То ли пел, то ли мурлыкал, и в мыслях присутствующих сами собой складывались образы, сменяя друг друга словно в диафильме. Баюн искал Марью, но песня получалась уж больно мрачной, Сокол то и дело морщился, словно пахло дурно, Кощей сидел за столом с застывшим лицом. И вдруг дернулся: платиновый ободок обручального кольца раскалился, обжег палец, оповещая о грозящей Василисе опасности. Он подскочил с кресла, метнулся в сторону двери, но в этот момент покрывало на зеркале в кабинете легко приподнялось и опало, словно из-за стекла на него подул ветер. Кощей в два шага пересек расстояние до зеркала и сдернул покрывало. И перед ними предстала Марья. Она стояла по ту сторону стекла, среди темной мути зазеркалья и смотрела только на него.

— Ну здравствуй, любимый, — прошептала она. — Твоя девочка у меня. Придешь за ней?

Тени, подчинившись воле Кощея, стекли к его плечам, облачая своего хозяина в темный плащ, и силуэт на стене обзавелся изломанной шипастой короной. Повеяло холодом.