Я без тебя не могу

Откидываюсь на спинку кресла, положив голову на его изголовье, рассматривая мерцание люминесцентных ламп, а мир вертится, закручивая меня в свою воронку, отправляя в прошлое. Десять лет без неё из-за ошибочного убеждения Анатолия Самгина в том, что его надежда и опора останется с ним дальше, расхлебывать творимые им темные дела, и годы ненависти и презрения к самому себе за то, что я когда-то позволил себе слабость с её именем, поверил, будто могу быть кому-то небезразличен.

Рассказы Михаила и Алены в номере отеля накладываются один на другой, оформляясь в единую картинку, показывая мне ту действительность, которую пытались от меня скрыть, а я, между тем, вспоминал все слова, которыми хотел причинить ей боль, задеть, чтобы обидеть и ранить, не зная, что она уже насквозь изрешечена моей семьей. Какой итог нас мог ждать, останься я тогда, чтобы выяснить всё? Раскололась бы Алена, открыла бы мне истину или держалась до последнего, думая лишь о спасении бабушки? Я был так осторожен в то время, по привычке опасаясь, что где-то в этой рыжей девочке живет частичка моей матери, которой всю жизнь руководил только один инстинкт – жажда денег, поэтому не считал нужным афишировать свой доход и то, что я уже давно не завишу от отца. Будь я с ней откровенен, доверься ей тогда полностью, напоролся бы я на острие ножа, что уже торчало из её грудной клетки, пронзенной рукой моего отца?

Узнать правду сейчас, когда её жизнь находится в руках хирургов, а я совершенно бессилен, жестоко в своей справедливости, и я читаю это в глазах Максима, когда поднимаю на него взгляд, пока он наслаждается, видя меня раздавленным чувством собственной вины.

Операция длилась несколько бесконечно долгих часов, и когда врач покинул операционную, устало стягивая с головы медицинскую шапочку, он сообщил, что пациентка поступила в тяжелом состоянии, вызванном слепым огнестрельным ранением из оружия ограниченного поражения с повреждением легкого, в результате чего произошла продолжающаяся внутриплевральная кровопотеря, и не окажись она вовремя на операционном столе, спасти её бы не удалось. Хирург произносил страшные и совершенно ничего не значащие для меня термины, сообщая напоследок, что ей была произведена видеоторакоскопия, в ходе которой повреждающие травматические элементы были удалены, и прочее… прочее…

– Как она после операции? – задает вместо меня вопрос Максим, и я благодарен ему за это, потому что сам не в состоянии произнести ни слова.

– Сейчас пациентка находится в интенсивной терапии, пока ничего конкретного не могу сказать. Надо ждать. – Развел руками доктор, не давая нам надежды на исключение летального исхода.

Мне разрешили подняться к ней, чтобы посмотреть на опутанную проводами и трубками девушку, подключенную к аппарату искусственной вентиляции легких, терявшуюся в кровати среди медицинского оборудования. Я приложил лоб к холодному стеклу, прислушиваясь к сигналу сердечного ритма. Не знаю, сколько так простоял, пока отделение не заполнилось медицинским персоналом и меня не попросили удалиться.

В реанимации она пролежала еще несколько дней, затем её перевезли в обычную палату, и я надеялся, что самое страшное позади, только вот Алена еще не приходила в сознание.

Я сделал всё, чтобы мне разрешили постоянно находиться с ней в одной палате, игнорируя желание её друзей навестить девушку. С моей стороны это было в высшей степени эгоистично, и я отдавал себе в этом отчет, но ничего менять не собирался. Мы слишком долго провели в разлуке, чтобы сейчас я с кем-то её делил, пусть, даже не спрашивая на это её воли.

Утром следующего дня я проснулся в её палате, ощутив, что Алена смотрит на меня. Она была очень бледной, цвет кожи сливался с белым постельным бельем, и я даже дышать на нее боялся – такой она казалась хрупкой, полупрозрачной в это время. Я тут же подаюсь вперед, чтобы убедиться, что мои глаза меня не подводят, нестерпимо желая к ней притронуться, но всё что могу себе позволить – это сжать кончики прохладных пальцев.

– Алёна, – произношу имя, ставшее в минувшие дни для меня молитвой.

Нас прервала, вошедшая в комнату врачебная делегация во главе с лечащим врачом, попросившим меня удалиться, чтобы за порогом палаты я мог встретиться с осуждающими взглядами её близких, напоминая мне о том дне, когда сбил, мчась на высокой скорости, упертую рыжую девочку.

– Самгин, тебе не мешало бы поспать и помыться, выглядишь, как бомж, – положив руку на плечо, посоветовал Максим. – Не порть санитарную обстановку в её палате.

Врачи сказали, что её жизни больше ничего не угрожает. Мой мозг их поправил: кроме меня.

Только после этих слов я ощутил напряжение минувших дней, превратившихся для меня в пытку. Страх отступил, и головокружительная, ни с чем не сравнимая радость затопила моё естество, заставляя задыхаться от обрушившегося на меня счастья. Человек слишком жаден в своих желаниях, и если еще вчера, я молил Всевышнего о том, чтобы она просто выжила, теперь я мечтал о полном выздоровлении.