Я без ума от французов (СИ)

– Обещаю, – и в эту секунду Тиерсену почему-то очень жаль, что он должен ее убить. Но только на секунду, когда Элизабет размыкает объятия, это ощущение проходит, и он смотрит на нее с обычной улыбкой.

– А тебя… можно обнять? – она немного смущенно спрашивает у Цицеро.

– А это обязательно? – он вздыхает, но Элизабет уже прижимается к нему, и он тоже наклоняется, растрепывая ее волосы. – Ну ладно уж. Но один раз, Цицеро сказал тебе! – Элизабет смеется и приподнимается на носках, целуя его в щеку. – Эй-эй-эй! А вот это еще зачем?!

– Я буду вас ждать, – Элизабет размыкает руки и делает шаг назад, сцепляя пальцы за спиной.

– До свидания, Лиз, – Тиерсен кивает ей. – Сел, – приподнимает уже надетую шляпу.

– Еще бы век вас не видеть… – бормочет Цицеро себе под нос, вытирая щеку пальцами.

И уже снаружи, когда за ними закрывается плотно дверь и они спускаются к машине, Тиерсен отнимает его руку от лица:

– Слушай, она же не кислотой в тебя плюнула, хватит тереть.

– А может и кислотой, кто знает, какой дряни у вас в крови намешано, – Цицеро ворчит, устраиваясь на пассажирском сиденье, пока Тиерсен откидывает крышу – сегодня прохладный, но солнечный день, и еще можно понаслаждаться всеми достоинствами кабриолета.

– Ах так! – Тиерсен смеется и тянется к Цицеро, целуя его в ухо, в щеку, в нос – куда попадет. – Тогда вот тебе еще!

Цицеро толкается, но ему сложно сдерживать смех, когда Тиерсен так щекотно царапает его легкой щетиной. А потом вдруг притягивает к себе за воротник пальто и мягко касается губами губ. И неважно, что какие-то люди ходят по улице и могут смотреть, как он целует своего резко разрумянившегося Цицеро, с привкусом табака и холодного ноябрьского воздуха. Потому что у них начинается очередная новая жизнь, и они собираются потратить ее с удовольствием и исключительно на себя.

========== XII. ==========

– Да, он еще плохо себя чувствует, – Тиерсен вытянулся на диване и крутит телефонный провод, выслушивая очередной поток соболезнований от Одетт. – Ты знаешь, такой стресс… Да-да, мы даже вызывали врача на дом… Ну, милая, ему пятьдесят, и он и так был довольно чувствительным в последние годы.

– Сорок девять, – цедит Цицеро и швыряет в Тиерсена орешком из миски, которую держит на коленях. Он даже немного не сердится уже – Тиерсен больше не напоминает ему о его возрасте, уже несколько раз доказав и позволив доказать самому, что это не имеет значения, – но ворчит из принципа, пусть и несерьезно. Тиерсен прикладывает палец к губам и вытаскивает орешек из складок свитера, отправляя его в рот и продолжая:

– Он очень переживает из-за девочки. Знаешь, он даже сказал, что считает это все каким-то знаком и не хочет больше продолжать выступления. Не думаю, что это серьезно, на самом деле, но, скорее всего, мы съездим в Италию на некоторое время, отдохнем дома, на природе… Да, я надеюсь, Лабади возьмет нас назад, когда мы вернемся. В общем, все образуется, милая. Папе просто надо отдохнуть, – Тиерсен хмурится на секунду, когда второй орешек бьет его в висок. – Да, я заеду к вам, возьму расчет, обсудим это с Лабади… Нет, не думаю, что это хорошая идея. Папа сейчас вряд ли захочет кого-нибудь видеть, он очень угнетен, – очередной орешек врезается Тиерсену в щеку, и он прячет улыбку, стараясь смотреть на Цицеро с укором. – Хм-м, если только мне встретиться с вами, говоришь… Сегодня вечером? – Тиерсен бесшумно смеется, закрывая ладонью лицо от еще нескольких орешков: ему нравится дразнить Цицеро. – Я бы с огромной радостью, милая, но, думаю, не смогу оставить папу одного. Он ужасно выглядит, а ведет себя – как абсолютный ребенок… Да, еще ужаснее, чем обычно, – Тиерсен прикусывает губу, смотря, как Цицеро даже перестает жевать. – Все в порядке, я еще позвоню тебе, может быть, встретимся перед отъездом… Да, пока, я тоже тебя целую, – он кладет трубку на рычаг и довольно хохочет, когда Цицеро садится ему на ноги, нанося короткие и легкие удары по ребрам, а потом резко надевает миску ему на голову.

– Грязный изменщик повержен! – маленький итальянец смеется, пока Тиерсен устраивает миску на голове на манер каски и щелкает его по носу:

– Смотри, от чего я ради тебя отказываюсь: от свидания с симпатичной девушкой и ее не менее симпатичным другом.

– Они вовсе не симпатичные! – шумно возражает Цицеро, сгребая часть рассыпавшихся орешков и отправляя половину в рот, а половину – Тиерсену в лицо. – У нее ковбойские ноги и лошадиные зубы! Полный набор для вестерна! – он говорит с набитым ртом. – А у ее дружка кости по бокам торчат, как ручки у кастрюли!

– Боже, Цицеро, где ты берешь такие ужасные сравнения? И вообще, как будто ты образец красоты, нашелся критик.

– Тело у Цицеро крепкое и здоровое, – парирует маленький итальянец. – Оно может быстро бегать, больно драться, бесшумно ходить и хорошо убивать. И в него помещается много вкусной еды, а больше Цицеро и не нужно, – он смеется, смотря, как Тиерсен наконец отряхивается и снимает миску. И возмущенно вскрикивает через секунду, когда та оказывается уже на его голове.