– Ну, если бы были какие-то проблемы, Альвдис всегда могла бы позвонить тебе, – Тиерсен чуть виновато пожимает плечами.
– Ладно. Ладно… – Селестин умеет смиряться с обстоятельствами и шумно выдыхает, наскоро прикидывая, что у него теперь тоже нет времени проверять, есть кто-то в доме Тиерсена или нет. – Тогда просто заберите ее к себе, а увезете потом, когда закончите работу, в чем проблема?
– Сел, ты ведь хорошо понимаешь, что говоришь, да? – Тиерсен поднимает бровь. – Ты предлагаешь нам взять к себе маленькую девочку. Хорошо, допустим. У нас в квартире полно ножей, в чемодане лежит разобранный карабин, и еще в разных местах четыре пистолета. Ты предлагаешь нам все это носить с собой? Или возвращаться в квартиру в ожидании, что этот неконтролируемый ребенок с порога выпустит в нас полную обойму? Я не знаю, что она надумает за то время, пока будет одна, но знаешь, она в истерике швырнула в Цицеро два ножа, причем не слабо – у него хороший такой синяк на бедре. А я не садист, Сел, я не могу запирать ее в ванной или привязывать к батарее, пока нас не будет дома.
– Ты не можешь, зато у Цицеро с этим точно проблем не возникнет, – бормочет Селестин.
– Сел, пожалуйста, не начинай. Она ребенок, неважно, чей, и одно дело – просто убить ее, желательно безболезненно, а совсем другое – ежедневно мучить. Мне такой грех на душу не нужен. И Цицеро тоже не нужен, – грубо отрезает Тиерсен, показывая, что не собирается продолжать эту тему.
– Тогда я не знаю, куда вы можете ее деть, – Селестин скрещивает руки на груди, старательно делая вид, что не понимает, к чему клонит Тиерсен.
– Ты отлично знаешь, Сел. Лиз осталась неделя, максимум – две. У вас очень хорошие отношения, как я понял из того, как она тебе обрадовалась и как потом расстроилась из-за твоей злости на нее. И я могу только попросить тебя не превращать оставшееся ей время в пытку. Я не прошу скрашивать это время, не прошу развлекать ее и заваливать подарками. Она просто поживет у тебя, а потом мы ее заберем. Думаю, это та малость, которую мы должны для нее сделать, особенно после того… она не рассказывала тебе о том, что с ней делал Серафен?
– Тир… – громкий звон стекла перебивает реплику Селестина. Братья переглядываются, а через секунду срываются с места.
– Цицеро, мать твою, что опять?! – Тиерсен хватает дверной косяк пальцами, заглядывая в гостиную.
– Это не я! – Цицеро и Элизабет говорят хором, так невинно и одновременно оправдываясь, как могут только дети. Дверца одного из стеллажей с книгами разбита, причем очень хорошо, так, что осколки разлетелись на добрых пару метров. Виновники произошедшего смотрят друг на друга с укором: они оба явно рассчитывали, что другой возьмет ответственность на себя или хотя бы промолчит, давая его обвинить. Цицеро шумно выдыхает и первым отводит взгляд. Это непросто, но иногда он должен вести себя, как старший.
– Цицеро просто хотел достать книгу, Ти! – он начинает торопливо. – Он хотел почитать малышке, а это стекло… Оно так сразу и треснуло! – он смотрит на Тиерсена абсолютно чистыми глазами, но тот замечает блеск острого лезвия в рукаве широкого свитера и загнанную под столик разделочную доску со следами от ударов ножом: видимо, Цицеро и Элизабет использовали ее в качестве мишени.
– Мой стеллаж… – Селестин наконец протискивается мимо Тиерсена и смотрит на разбитое стекло с трагизмом матери, на глазах у которой отрезали ногу ее ребенку. – Господи, мой стеллаж… – он аккуратно подходит, стараясь не наступать на осколки, и оценивает масштабы повреждений. – Так, все, пошли вон отсюда, пока еще что-нибудь не разбили.
– Сел…
– Стекло я заменю за твой счет, – Селестин быстро берет себя в руки. – И все, что потрачу на содержание Лиз, я вычту из твоего гонорара до сантима. И убирайтесь прямо сейчас, я вас очень прошу.
– Хорошо, никаких проблем, – в общем, Тиерсен доволен таким раскладом. – А с тобой, – он ловит попытавшегося аккуратно проскользнуть мимо Цицеро за ухо, чувствительно прихватив волосы, – я поговорю дома. Ну как ребенок, честное слово, – отпускает ухо и легко шлепает своего итальянца по заднице.
Они собираются быстро, вещей вовсе не много, и Тиерсен с благодарностью жмет руку Селестину, хотя тот и только раздраженно вздыхает. Элизабет смотрит на них с легким непониманием.
– Вы уезжаете?
– Да, милая, – Тиерсен наклоняется к ней.
– А как же…
– Мы вернемся за тобой. Позже. Не скажу, когда точно, но ты ведь не против пожить с Селом пока? Он больше не будет злиться на тебя, правда, Сел? – Тиерсен бросает взгляд на Селестина, и тот закатывает глаза, но кивает:
– Не буду, Лиз.
– Все равно не хочу, чтобы вы уезжали! – говорит Элизабет резко и вдруг обхватывает обеими руками Тиерсена за шею. Тот чуть дергается от неожиданности, но через несколько секунд мягко обнимает ее за спину. – Мне очень страшно одной, – насколько же ей страшно, если она прижимается всем телом к своему будущему убийце и не хочет, чтобы он оставлял ее?
– Не надо, Лиз, – тихо говорит Тиерсен ей на ухо. – Мы еще приедем.
– Ты обещаешь? – так же тихо спрашивает она.