Я без ума от французов (СИ)

– Давай, мой хороший, – Тиерсен осторожно вталкивает еще один палец, не совсем без труда – слюна быстро подсыхает, и без нее суховато, но не отрываться же сейчас. Цицеро открывается сильнее, и тугое, нежное нутро обхватывает пальцы Тиерсена, и тот закусывает губу от этого доверия и этого ощущения. Цицеро стонет – слишком громко, – когда тоже чувствует пальцы внутри себя, когда Тиерсен начинает двигать ими, растягивая его вход, и сам только торопливо дрочит им обоим, и его смазка, которая почти течет у него перед самым оргазмом, так сильно и сладковато пахнет, так облегчает движение руки. Влажно и жарко спереди, тесно от сухости и не меньше жарко сзади: Цицеро дышит в стоны, он не выдерживает уже, и ноги у него мелко дрожат. Тиерсен прижимает его к себе совсем крепко, выдыхает в раскрытые губы и напрягается сам. Стон громкий, слитный, но Тиерсен успевает поцеловать Цицеро, чтобы заглушить это, сам крупно вздрагивая, вталкивая пальцы до самого предела, чувствуя сильную пульсацию вокруг них. Сперма густо и обильно выплескивается на простыню, пачкая и волосы, и кожу на животах, и взгляды такие болезненные, когда они оба подрагивают и смотрят в глаза друг другу, прижавшись губами, стараясь их не разомкнуть, чтобы не закричать. И только через несколько секунд Тиерсен чувствительно вытаскивает пальцы, а Цицеро чуть-чуть отстраняется, выдыхая со слабым стоном, прикрывая глаза. У него вся рука липкая, и он осторожно отнимает ее от сведенных членов, но не удерживается, гладит раскрытой ладонью обе влажных головки, и Тиерсен еще стонет от этого.

– Как мальчишки… – смеется он тихо, с какой-то сладкой утомленностью, – всю постель обкончали. Сел нас убьет, – он резко перекладывается ниже, осторожно целуя член Цицеро и вбирая его в рот, слизывая и высасывая сперму. Маленький итальянец еще тихо стонет и кладет чистую руку ему на затылок.

– Ты решил совсем все забрать у Цицеро? – он хихикает и сладко жмурится, и в паху так тепло, когда Тиерсен глотает все и облизывает губы, снова ложась нормально.

– Иди ко мне, – он осторожно, чтобы Цицеро не испачкался в мокром, тянет его на себя. – Знаешь, – ведет ладонью по его груди, перебирая немного влажные завитки рыжих волос, – единственное, чему я удивляюсь, так это тому, что уже с полчаса никто сюда не вламывается и не требует от меня ничего решать. Подозрительно отличное начало новой жизни, – он вздыхает и утыкается в волосы Цицеро носом.

– Цицеро может убить каждого, кто будет что-то требовать от Ти, если Ти захочет, – маленький итальянец смеется, расслабляясь под поглаживаниями, и вталкивает колено между бедер Тиерсена. – Или ты сомневаешься? Ты сомневаешься в Цицеро?!

– Нет, – Тиерсен улыбается, а через мгновение вздрагивает, когда дверь все же распахивается без стука. Он едва успевает подцепить одеяло и накрыть их с Цицеро, потому что Элизабет стоит на пороге только секунду, тут же закрывая дверь и почти добегая до постели.

– Только не на кровать, Лиз, – Тиерсен успевает остановить ее, наскоро прикрывая свободным краем одеяла расплывшееся пятно на простыни, мокрое и сильно пахнущее, и прижимает Цицеро к себе. Маленький итальянец разморен и совсем не против, он ложится щекой Тиерсену на грудь и спокойно дышит, ничуть не смущаясь этого. Кажется, Элизабет он уже перевел в разряд мертвых людей, а значит, на нее можно не обращать внимания, и к ней его обычное нежелание демонстрировать открыто эту доверительную нежность их отношений не относится.

– Ладно, – Элизабет пожимает плечами, направляясь к креслам, стоящим в углу возле низкого столика, и устраивается в одном из них. – Сел хотел зайти к вам, но я сказала ему, что вы еще спите, – она с легкой гордостью встряхивает еще чуть мокрыми после душа волосами.

– И это помогло? – с сомнением спрашивает Тиерсен, машинально перебирая в пальцах длинные пряди Цицеро.

– Не очень, – Элизабет улыбается. – Но я сказала, что это из-за меня вы спите так долго. Рассказала, как вы меня утешали. И Сел так удивился, что не стал вас будить.

– Да уж, представляю, – теперь очередь Тиерсена улыбаться. Он бы сам очень удивился, если кто-нибудь ему бы сказал, что он будет полночи утешать ребенка.

– Но он сказал, что лучше бы вам прийти сразу же, как проснетесь. И еще он называет тебя Тиром. Это твое имя? – Элизабет любопытно наклоняет голову: конечно, о вопросе их родства они тоже забыли ей сказать, а сама она помнить Тиерсена вряд ли может, он последний раз приезжал во Францию еще шесть лет назад.

– Да, милая. Если хочешь, ты тоже можешь звать меня так. А это…