Я без ума от французов (СИ)

– Думаешь? – Тиерсен усмехается, когда Приска под его внимательным взглядом подходит ближе, и мягко берет ее за локти.

– Думаю, – тихо говорит она, смотря в глаза Тиерсену – ей даже почти не приходится поднимать голову, она ниже его всего на пару сантиметров.

– Все, как захочет моя маленькая сестренка, – Тиерсен улыбается, когда она касается губами его губ, обнимая за шею. Приска вздыхает и приоткрывает рот, и они легко ласкаются языками.

Они целуют друг друга долго и как-то… упоенно, и Тиерсену кажется в один момент, что не было никаких шести лет. Приска умеет делать так, чтобы он что-то забыл. Тиерсен думает какой-то фоновой мыслью, что было бы, если бы Селестин тоже решил его поцеловать. Брат и кузина всегда были единственными, кто умел целовать его так, с каким-то ужасным надрывом, как будто у них никого больше не было во всем мире. Но они трое и правда так думали раньше и часто целовали друг друга. И пусть Приска никогда не была с братьями душой, телом она была их маленькой хорошенькой любовницей, насколько это было возможно. “Проклятая, поганая семья”, – думает Тиерсен, когда Приска глубоко вталкивает язык ему в рот и кладет ладони на бедра, ласкает их через такие же дорогие и пафосные, как вся та жизнь, брюки. Тиерсен поглаживает прохладную кожу ее открытой в коктейльном платье спины, и его начинает тошнить. Нет, хорошо, что Селестин умный мальчик и сумел забыть все это: Тиерсен необыкновенно четко понимает, что никогда больше не хочет возвращаться в свою упадочную юность с ее упадочными чувствами.

– Прис… – Тиерсен размыкает поцелуй, прижимаясь своим лбом к ее. – Давай таблетки сначала.

– А ты примешь со мной? – Приска улыбается, но ее глаза остаются такими холодными. Она сцепляет свои пальцы с пальцами Тиерсена.

– Конечно, – Тиерсен мягко высвобождает одну руку и гладит кузину за ухом. – После них сразу станет лучше, – он тянется назад, забирая пузырек со стола.

– Тир, – Приска вглядывается в его лицо несколько секунд, и вдруг вздыхает глубоко, и – закрывает лицо руками. – Тир, – она отстраняется и резко тянется к сумочке, доставая из нее изящный портсигар и тонкую зажигалку. И закуривает, облокачиваясь на стол рядом с ничего не понимающим Тиерсеном, а потом только говорит: – Я знаю, зачем ты пришел, Тир. И Лефруа знает. И я надеюсь, что тем, что не побежала к нему, я заслужила то, что ты не выстрелишь мне сейчас в затылок и дашь объясниться, – Тиерсен смотрит на нее немного ошарашенно. Она выдыхает дым. – Лефруа знает, что убийца Серафена придет и за ним. Но нет, он не знает, кто и когда. Я тоже не знала, если честно, даже не до конца верила ему. Но вот ты здесь, и все складывается. Подумай сам, кому нужно было убивать Серафена? Он был публичным человеком, конечно, но после того скандала, когда вскрылись его… пристрастия… Он был абсолютно растоптан, ни один дурак не будет тратиться на наемного убийцу для человека, который и так по уши в дерьме. Ни один дурак, кроме того, у кого Серафен собирался отнять дело его жизни. Знаешь, Тир, если вдуматься, никому не нужна смерть Серафена, кроме меня, Стефана или Села. Лефруа – да, у него много настоящих врагов, кто угодно может хотеть заказать его. Но Серафен… – Приска качает головой. – Я была с Селом, когда ты был в Италии, Тир, я слушала, как он кричал из-за того, что у него хотели отнять его фирму. Я успокаивала его. Я любила его. Но он имел глупость сказать мне, что убил бы и Серафена, и Лефруа, не задумываясь, была бы такая возможность, и я запомнила это. И когда Серафен умер… я думала об этом.

– Прис…

– И сюрпризы – это не твое, Тир, – Приска продолжает говорить, как будто его не слышит. – Ты никогда и никому не устраивал сюрпризов, тебе бы даже в голову не пришло узнать у Села, где я провожу вечера, и приехать туда. Ты бы позвонил или сразу приехал к нам домой. Если бы захотел меня видеть, в чем я тоже сомневаюсь. Но допустим, допустим, что тебе припекло голову итальянским солнцем, и ты изменился. Но скажи мне, кто приезжает устроить встречу сестре, которую он не видел шесть лет, со случайным любовником? Это самая глупая вещь, которую ты когда-либо говорил. Боже, – Приска затягивается глубоко, – я даже не знаю, снял ты мужчину для прикрытия, или он работает с тобой. Но это неважно. Важно, что у меня есть два брата, и один из них, кажется, сошел с ума и готов убивать из-за своей фирмы, а второй всегда был сумасшедшим убийцей, любящим прикрывать свои интересы “благородной” работой в полиции. Только Сел тот еще трус, он никогда бы не осмелился ничего сделать, если бы не ты. Я же знаю о вашей… любви, и несложно догадаться, к кому он пошел со своими мыслями. Конечно, к тому, кто брал его на коленки в кино и нашептывал на ухо, как на самом деле хороший маньяк должен убивать своих жертв и заметать следы. Я не придавала этому значения тогда, но я хорошо запоминаю вещи. И сегодня… ты ведь хотел отравить меня? Меня, а потом Лефруа? Знаешь, что мы сидим на амфетамине?