Я без ума от французов (СИ)

– Мы это… убежище ремонтировать дольше будем, чем в нем жить, – Тиерсен мрачно вздыхает, но вылезает из машины и подходит к воротам. Замок на них тоже ржавый, и Тиерсен взвешивает его в ладони, прикидывая, сбить ногой или полезть за ломом в багажник. Дергает пару раз и морщится от резкого хруста. – Ну, хорошо, хотя бы ворота на меня не упали, – Тиерсен поворачивается, держа замок за сломанную дужку. Цицеро снова хохочет, и Тиерсен качает головой, бросая испорченный замок в кусты и толкая створки. Изгваздав все рукава в рже, он отряхивается, ругаясь сквозь зубы, и возвращается в автомобиль, надеясь, что тот не застрянет где-нибудь в трещинах на каменистой дорожке.

Кое-как закрыв ворота и оставив машину на травяном пятачке около дома, Тиерсен забирает из багажника пару чемоданов и подходит к высоким дверям, стараясь не сломать скрипящие деревянные ступени. Цицеро забрасывает за плечо большую сумку и не удерживается, стучит фигурным молотком, отлитым в форме какой-то готической головы, и у Тиерсена даже плечи дергаются рефлекторно от этого громкого звука. Да и от оформления тоже, пожалуй.

– Кстати, у нас вообще-то нет ключей. Но я не думаю, что это сильная проблема, – Тиерсен вспоминает ворота, но Цицеро уже толкает двери, и они туго, но поддаются его рукам.

– Стоило проверить, – он поднимает взгляд и ставит сумку на крыльцо. – В пустых домах часто живут те, кто не запирает двери, Цицеро хорошо знает.

– Ладно, в любом случае, если там кто-то есть, он уже знает, что мы здесь, – Тиерсен тоже опускает чемоданы. – И вряд ли это хозяин, я бы на его месте сюда под страхом смерти не приезжал.

– Кто бы это ни был, Цицеро надеется, что он не боится смерти, – маленький итальянец хихикает, доставая пистолет из кобуры под легкой курткой.

Тиерсен усмехается и тоже достает оружие, проходя в темноту холла. Он идет на негромкий шорох вглубь дома, судя по всему, в сторону кухни. И останавливается, когда в тусклом свете из грязных окон замечает большое птичье гнездо на столе под полкой. Тиерсен прислушивается, но не слышит больше других звуков, кроме шуршания, которое, не обращая на него внимания, издают птицы. – Так, давай вернемся и… – Цицеро взвизгивает за его спиной, и Тиерсен поворачивается одновременно со звуком выстрела и резкими птичьими криками. Огромный седой бродяга возвышается над маленьким итальянцем и пошатывается, царапая нестрижеными ногтями грудь с резко проступающим темным пятном. Тиерсен не думает, просто стреляет ему в голову. Один раз – и второй, когда тот со снесенной четвертью черепа – нечесаные волосы прилипают к краям – шагает к Цицеро, будто готовая еще час бегать с отрубленной башкой птица. От второго выстрела бродяга заваливается назад и падает, пачкая кровью арку в коридор, с хлюпом и хрустом доламывая остатки кости.

– Надеюсь, больше здесь нет жильцов, – Тиерсен смотрит на тело с сомнением. Это ему привычно, он не боится защищать Цицеро, и его совсем не мутит, разве что при мысли о том, что придется потратить еще не меньше часа, чтобы все это убрать.

Цицеро выдыхает странно, это не выглядит так, словно он испугался, скорее – будто не ожидал, что одного выстрела будет недостаточно. У него на волосах розоватые брызги, и Тиерсен подходит, снимая их и растирая между пальцами.

– Я пока осмотрю дом, поищу место, где мы будем спать, и посмотрю, что здесь с водой и электричеством, хорошо? А ты займись кухней, нам здесь еще есть. Почисть, вынеси гнездо и мусор, – он кивает сначала на разбросанные повсюду пыльные банки из-под консервов, потом на тело на полу. – Как только вернусь, помогу тебе.

– И почему Цицеро достается всегда самая грязная и скучная работа? – маленький итальянец ворчит, выворачиваясь из-под руки Тиерсена, и вздыхает, но убирает пистолет обратно в кобуру и мрачно оглядывает грязную кухню. Не могущие улететь, как их родители, и не сдохшие от разрыва сердечек птенцы смотрят на них из гнезда своими блестящими глазками. – А маленькие птички?

– Да что хочешь делай, но чтобы я их тут не видел, когда вернусь. Мало ли, какую заразу они переносят, – Тиерсен перешагивает через мертвого бродягу, направляясь к выходу.

Сначала он переносит все вещи с крыльца и из багажника в холл, прикрывая двери за собой. И после неторопливо обходит весь дом от подвала до чердака, открывая окна, кашляя от пыли и обвалив на себя пару занавесей, державшихся на честном слове. И, весь в пыли, приходит к выводу, что жить здесь можно, и не так уж плохо: сам дом явно построен на совесть, и в нем нет ни крыс, ни других паразитов. Зато есть огромное количество грязи, мусора и сломанных вещей.