Я без ума от французов (СИ)

– Заткнись, – Тиерсен приподнимает бедра, позволяя Цицеро аккуратно стащить с него трусы, и принимает своего итальянца в мягкие, пьяные от амидона объятия. Цицеро осторожно вталкивает колено между его ног, не касаясь повязки, и наклоняется сверху. Поцелуи горячие, голодные, и Тиерсен сжимает короткие рыжие пряди в пальцах.

– Господи, тебе так это идет, – Тиерсен скользит пальцами за уши Цицеро, едва размыкая губы, и слабо стонет. – И я так тебя хочу, – они трутся друг о друга, животами и слабо набухшими от крови членами. – Прости, – Тиерсен останавливает вдруг этот становящийся все более безумным ритм движений, – прости, сердце мое, – он тяжело сглатывает, и Цицеро чувствует, как подрагивают пальцы на его спине. – Во мне сейчас столько амидона, что я вряд ли на что-то способен, – Тиерсен потирается носом о нос Цицеро, и тот чувствует на нем липкие капли пота. – И я дико хочу отлить. Подождешь меня?

– Цицеро пойдет с тобой, Тиер, – маленький итальянец шепчет, но смеется тут же: – А то еще упадешь где-нибудь по дороге.

Тиерсен тихо отнекивается и ворчит, но он действительно чувствует себя слабым, особенно когда садится и опирается босыми пятками на холодный пол. И ему почти не больно, но от амидона все и правда кружится. И Цицеро слезает с постели следом, такой маленький и теплый, хватая Тиерсена за руки, и уверенно ведет его в ванную.

– Может быть, лучше залезть в ванну, Тиер? – Цицеро смотрит на Тиерсена внимательно, когда тот наконец останавливается перед унитазом, устало прикрывая глаза, благо, хотя бы возиться с молнией или пуговицами не нужно.

– Не настолько все плохо, – Тиерсен улыбается. Но, кажется, все плохо именно настолько, и начать никак не получается, и Тиерсен пошатывается, резко опираясь ладонью на бачок. И вздрагивает, когда Цицеро обнимает его со спины, скользит пальцами по животу, щекотно задев косточку над бедром, и мягко придерживает член у основания.

– Все в порядке, Тиер, – Цицеро горячо шепчет Тиерсену между лопаток. – Цицеро всегда поможет тебе, – Тиерсен чувствует, как маленький итальянец поглаживает свободной рукой выступающую косточку и трется носом о его позвоночник. И это все очень неловко, но Тиерсен действительно расслабляется достаточно, чтобы помочиться спокойно. Он чувствует мокрые поцелуи по спине, и это точно самое необычное справление нужды в его жизни, но и самое нежное – тоже. Но он все еще чувствует слабость и только со второго раза попадает по ручке слива: картинка перед глазами даже начинает чуть двоиться. И Цицеро ворчит негромко, качает головой и вдруг резко подхватывает Тиерсена за плечи и под колени, разворачиваясь и относя его обратно в постель.

– Так будет быстрее, – он шагает нетерпеливо, а Тиерсен запрокидывает голову, расслабляясь у него на руках.

– Потрясающе, – он закидывает руки наверх, совершенно не собираясь облегчать Цицеро задачу по его переносу через дверь. – Кажется, мир перевернулся. Как ты это сделал?

– Проклятый амидон! – Цицеро морщится, скидывая Тиерсена на постель и тут же забираясь сам, подтаскивая одеяло.

– Прости, – Тиерсен улыбается. – Но в горизонтальном положении я сейчас лучше соображаю. Но хотя бы не чувствую боли, и на том спасибо, – он дает Цицеро лечь подбородком ему на грудь и приобнимает за плечи.

– Кстати, насчет твоей ноги, Тиер… – Цицеро явно неловко начинать этот разговор, но он легко справляется с собой, пусть на скулах и появляется едва заметный в полумраке розовый румянец. – Цицеро… – ему очень хочется сказать: “Это все из-за твоего тупого брата!”, но он почему-то не может это сделать, – Цицеро не хотел так. Цицеро сделал это не нарочно!

– Я знаю, – мягко отвечает ему Тиерсен, прикрывая глаза. – Если бы нарочно – я бы уже был мертв, так ведь?

– Может быть, – Цицеро с облегчением смеется. – Но Цицеро слишком любит Тиерсена, чтобы нарочно сделать ему больно, – он выдыхает, надеясь, что это прозвучало вполне естественно и походя, чтобы не акцентировать на этом внимание. Но Тиерсен только втягивает воздух шумно и улыбается шире, так и не открывая глаз. И Цицеро мгновенно не выдерживает: – Ну, Тиерсен скажет что-нибудь?! – с легким возмущением приподнимаясь.

– Что-то конкретное, или можно просто сделать замечание о погоде? – Тиерсен едва размыкает губы, продолжая улыбаться.

– Ты… – выражение лица у Цицеро меняется стремительно, от праведного гнева до совершенно детской обиды, – ты… самодовольный засранец! – он бьет Тиерсена по груди, и тот не выдерживает и смеется, распахивая глаза, хватая Цицеро за плечи и переворачивая его на бок, на долю секунды поморщившись от боли в ноге. – Цицеро никогда больше этого не скажет такому самодовольному засранцу, как ты!

– Никогда-никогда? – Тиерсен широко улыбается, смотря на него прямо.

– Никогда! – Цицеро отвечает запальчиво, но его глаза смеются.