Я без ума от французов (СИ)

– И как, аналгия уже есть? – Джохар деловито раскрывает чемодан.

– Да, боли я уже не чувствую. Вообще плохо чувствую ногу, если честно, – Тиерсен потирает лоб.

– Отлично. Сэкономим на наркозе. Но у меня есть еще анельгетики, если понадобится, – Джохар поднимает взгляд на Селестина. – А это?..

– Еще один друг, – Цицеро отвечает быстро. – Его брат, – и Джохар согласно кивает:

– Хорошо, друг, тогда перетащи поближе вон тот столик. А ты, – поворачивается к Цицеро, – помоги Тиерсену раздеться. Надо открыть рану. И подложи ему что-нибудь под ногу, что не жалко.

После нескольких минут возни Селестина со столиком, а Цицеро – с ботинками и джинсами Тиерсена – мокрая от крови ткань неприятно пристала к коже, – Джорах надевает стерильные перчатки и раскладывает инструменты на ткани, на всякий случай лишний раз продезинфицировав их в спирте. И осматривает, прощупывает бедро внимательно.

– Мы не будем вам мешать? – Селестин опускается обратно в кресло, пока явно не собираясь уходить.

– Вы? Мешать? – Джохар смеется, проспиртованным тампоном убирая кровь вокруг раны. – Я расскажу тебе одну историю, друг. Тогда мне было столько же, сколько тебе, и только закончилась война, а вместе с ней – и моя официальная медицинская практика. Так случилось, что я оказался без работы, денег и жилья. Я дошел до того, что грабил девушек в подворотнях, ну и заодно убивал их и трахал после, – Селестин давится большим глотком бурбона и судорожно пытается откашляться, пока Джохар невозмутимо продолжает, протягивая Цицеро зажим с чистым тампоном промокать кровь: – И, как можно догадаться, именно на почве общих интересов мы познакомились с Цицеро. И он был достаточно мил, чтобы разделить со мной жилье. Если чердак с дырой в крыше можно назвать жильем, конечно, – Джохар начинает аккуратно срезать нежизнеспособные уже участки тканей.

– Так что там по поводу нашего присутствия? Была какая-то история, – Селестин отпивает еще бурбона и говорит уже спокойно. Он видит, как Тиерсену больно, но не относится к этому цинично, наоборот, хочет его хоть чем-то отвлечь.

– Да-да, я помню, – Джохар смотрит, как Тиерсен прикусывает губу, но очищать рану скальпелем не перестает. – Так вот, Цицеро привел однажды очередную шлюху, порезал ее сразу на входе, у нас как-то дольше никто не задерживался. Ну, ведь изображать из себя живущего в мансарде актера или художника хорошо было ровно до того момента, как открывалась дверь на эту кислую и гнилую “мансарду”. Тихо, сейчас будет больно, – говорит он без перехода, и Тиерсен утыкается затылком в подушку, сжимая зубы, когда Джохар наконец меняет скальпель на пинцет и глубоко погружает его в рану. Цицеро почти заботливо промокает текущую густо кровь тампоном и мягко бормочет:

– Красивая-красивая кровь у Тиерсена… – беспокойно глядя на своего Избранного, удерживаясь от того, чтобы вытереть пот у него со лба. Джохар придерживает край раны и, остановив движение руки на секунду, с хлюпаньем вытаскивает пулю и сбрасывает ее в небольшой поддон.

– Ну, здесь основное сделано, а в нашей истории самое интересное впереди, – Джохар невозмутимо берет еще тампоны, промокает рану, прижимая ее, и потягивается за антисептиком. – Цицеро тогда не только привел мне девушку, но еще и принес пару банок свинины. И вскрыл одну, значит, ковыряет ножом и смотрит, как я эту шлюху вперед-назад. Смотрит и издевается, советы дает еще, засранец, – у глаз Джохара появляются мелкие морщинки от улыбки, когда он накладывает на рану смоченную в антисептике салфетку. – И я бы подождал, пока он уснет или уйдет, но холодно было, хотелось хоть как-то согреться, – Джохар берет бинт и начинает медленно и аккуратно обматывать его вокруг бедра, пока Цицеро держит ногу уставшего и измученного Тиерсена под коленом и немного смущенно смеется. – Но от холода я совсем забыл про рефлексы. И, в общем, застрял, – Джохар фыркает, а Цицеро едва сдерживается, давя смех и зажимая рот рукой. – Совсем. Ни туда и ни сюда. И этот маленький сукин сын, – он переглядывается с почти отчаянно хихикающим Цицеро и посмеивается, – мгновенно сообразил, что это что значит? Правильно, что в ближайшие несколько минут я не смогу его догнать и банки отнять. Так что забился он в угол, ржет, давится этими проклятыми консервами, а я ни хера не могу сделать. И жрать хочется не меньше, чем трахаться, и слышу, как эта сволочь вторую банку вскрывает. Ну что, хорошо, что у меня всегда с собой нож есть. Но орудовать в темноте ножом вокруг своего члена, да еще на время – это не то, что вы хотели бы попробовать, друзья. Но жрать так хотелось, что я секунд за десять справился. И вот поворачиваюсь к нему, пока он живо свинину подъедает, с хрена кровища льется… – Цицеро все-таки не выдерживает и заваливается в подушки с хохотом.

– Это был… ах-ха-ах… твой лучший вид! – он почти плачет, зажимая живот, и даже Тиерсен, лежащий устало, не выдерживает и смеется, жмурясь.