Я без ума от французов (СИ)

– Мне бы хотелось. Тогда это будет почти моими руками. Видишь ли, это… несколько личное дело. Не только личное, конечно, я бы не стал тратиться просто на какие-то разногласия, – Тиерсен понимающе кивает: деньги всегда были слабостью Мотьеров вообще и Селестина в частности. Сам Тиерсен, видимо, унаследовал только половину этого интереса: тратить деньги с удовольствием он умеет куда лучше, чем копить их и наслаждаться суммой на банковском счету. – Мы планируем расширяться, нашли клиентов за рубежом, и, в общем, что касается работы, у меня все прекрасно… было бы, если не считать того, что у наших любимых дядюшек возникли проблемы с их политической карьерой, у Серафена, если быть точнее. И, в общем, сейчас они с Лефруа решают, продавать мою фирму или отмывать через нее деньги, – Тиерсен знает, что отцовская фирма принадлежит их дядям куда больше, чем Селестину, но брат всегда был откровенным собственником. Еще одна семейная черта. – И, как ты понимаешь, меня ни то ни другое не устраивает. И поскольку повлиять на их решение напрямую я никак не могу, – Селестин отпивает еще кофе, и Тиерсен только замечает тонкие линии синяков у него под глазами, – меня вполне устроит какой-нибудь несчастный случай. Никогда бы не подумал, что ты мне понадобишься, особенно в этом ключе, но… И, конечно, это будет стоить хороших денег. За каждого.

– Эта фирма правда стоит таких расходов? – спрашивает Тиерсен. Он еще не осознает полностью, что именно просит его брат, с утра думается немного тяжело, но, в общем, ему так или иначе никогда не нравилась его семья. Они с Селестином были друг у друга, и этого было достаточно. А в бесконечных списках остальных родственников, живущих от севера Франции до юга Италии, Тиерсен все равно всегда путался.

– Это же моя фирма, – Селестин пожимает плечами. – То, на что я работаю, то, во что я вкладываюсь, то, от чего получаю доход. И, как видишь, мне двадцать пять, а я имею собственное жилье в обеих странах, смог купить тебе этот дом, могу нанять тебя…

– Потому что ты Мотьер, – Тиерсен говорит это не уничижительно, просто констатирует факт. Они оба могли бы вообще не работать, но Селестина не устраивает не иметь ничего своего, а Тиерсен просто не вписывается во внутренние домашние правила. – Любое желание по щелчку пальцев: лучшие образование, работа, женщины, выпивка и все такое, – он с сомнением смотрит на бутылку в своей руке.

– Да я уж вижу, – брат оглядывает его с таким же сомнением, и через секунду они смеются, Тиерсен громко, Селестин сдержанно, но оба – искренне.

– Ладно, если серьезно, согласись, что всем этим ты обязан отцу, который отправился на тот свет ровно после того, как ты закончил университет. И вовсе не тому, что ты пару лет “вкладывался” в свое “детище”.

– Да как угодно. Главное, что эта фирма пережила войну и меня должна пережить. Так что просто сделай так, чтобы я никогда не услышал: “О, Сел, крошка, пошел вон отсюда”.

– Не уверен, что смогу исправить что-нибудь в твоей личной жизни… – Тиерсен усмехается. – Но за это возьмусь, почему нет. Это должно быть… интересным. Но никакой рассрочки!

– За вычетом твоих долгов и рассрочка не понадобится, – бормочет Селестин, но сразу улыбается. – Шучу, братец, для родственников у меня все по первой просьбе и только самое лучшее. И, пожалуйста, побудь этим лучшим. Но ты сам знаешь, – Селестин открывает свой кейс и достает из него толстый конверт. – Здесь бесценные детские воспоминания, информация о семьях, адреса, списки увлечений и все прочее. Если этого не хватит, можешь звонить. И я не буду торопить со сроками, но, сам понимаешь, чем скорее, тем лучше, – он поднимается. – Так, кажется, это все. Меня ждет Лефруа. Бессмысленная встреча, но, по крайней мере, я тяну время, – Селестин протягивает руку, и Тиерсен легко пожимает ее, чувствуя тонкую кожу на почти хрупкой холодной ладони. Он мог бы сжать пальцы сильнее, но братья уже давно перестали демонстрировать друг другу свое превосходство в мелочах. Да и, может быть, Тиерсен и недостаточно умен, но мозгов не противопоставлять грубую силу интеллекту ему хватает.