Я бил «сталинских соколов»

Мой командир звена, который отдал приказ и который отвечал за все, не имел ко мне никаких претензий. То же самое говорили все, кто видел инцидент собственными глазами. Однако было устроено заседание военно-полевого суда. Мне было разрешено явиться туда без конвоя, что было выражением полного доверия ко мне. Но в результате весь процесс превращался в фарс.

Из летчиков в составе суда присутствовал начальник штаба авиакрыла, который потребовал наказать меня за нарушение правил проведения полетов. Главный обвинитель лейтенант Коскинен занял нейтральную позицию.

Я резко возражал против обвинения и представил письменные показания свидетелей происшествия, оправдывавшие меня. После десяти минут ожидания я услышал вердикт: виновен. Приговор: 30 дней карцера. Причина: нарушение правил проведения полетов вследствие неправильного истолкования приказа старшего офицера.

Мой командир не согласился с приговором, и я был готов подать апелляцию в вышестоящий суд. Но затем я отказался, когда выяснилось, что именно меня ждет.

Итак, я остался заключенным на авиабазе Иммола. Я жил в прекрасной гостевой комнатке штаба, и единственным напоминанием о приговоре оставался «часовой». Я сообщил коменданту базы, что часовой при сложившихся обстоятельствах может ни на что не обращать внимания. На это комендант ответил, что у него в запасе достаточно отпускных свидетельств и железнодорожных билетов на случай, если мне надоест торчать здесь.

Сотни километров, которые я пробежал на лыжах за эти прекрасные зимние дни, помогали мне сохранить физическую форму и нагулять отличный аппетит. Поэтому после месяца отдыха я вернулся к полетам в лучшем состоянии, чем раньше. Поэтому полеты над Карельским перешейком проходили очень легко. В общем, вынужденный отдых пришелся весьма кстати.

Советский Союз пытался вынудить Финляндию выйти из войны, и для этого на аэродромы вокруг Ленинграда была переброшена дивизия стратегической авиации. Она должна была начать ночные налеты на Хельсинки и таким образом сломить нашу волю к сопротивлению.

Первые сообщения о том, что будет использована эта стратегия, мы получили от пленных, попавших к нам из-за ошибки штурмана транспортного самолета, который неожиданно совершил посадку у нас на аэродроме.

Все наши истребители находились на вылете, когда этот «Дуглас» DC-3 неожиданно показался над нашим летным полем, выпустил шасси и начал заходить на посадку. В этот момент наши зенитные батареи открыли огонь, и пилот транспортника сообразил, что он залез в чужую кухню. Он убрал колеса, дал полный газ и попытался удрать куда-нибудь, где хозяева будут более приветливы.

Однако же пара «Брюстеров» оказалась дома, и лейтенант Уркки Сарьямо погнался за визитером. Он перехватил противника и повредил ему моторы, в результате чего «Дуглас» был вынужден садиться прямо у нас на аэродроме.

Несколько русских были убиты при задержании, но остальные попали в плен. Большинство личного состава, который перевозил DC-3, были техниками как раз той авиадивизии, переброшенной под Ленинград.

После нескольких налетов на Хельсинки наше командование решило постараться помешать противнику. Три наших бомбардировочных эскадрильи были приведены в состояние повышенной готовности, и однажды ночью, когда противник поднял свои бомбардировщики в воздух, взлетели и наши самолеты. Однако на сей раз советские самолеты атаковали Таллин и налет вызвал большие разрушения. Но когда вражеские самолеты возвращались на базу вдоль берега Финского залива, наши бомбардировщики незаметно пристроились к ним.

Русские в ходе этой операции использовали три авиабазы: Горская, Левашово, Касимово, которые находились ближе всего к линии фронта. Когда их бомбардировщики начали заходить на посадку, на базах включили огни.

Вот тогда настал черед наших бомбардировщиков! Каждая база была атакована отдельной эскадрильей, и бомбы посыпались на садящиеся русские самолеты. Это стало совершенной неожиданностью.

Наше командование скрытно подтянуло тяжелую артиллерию к линии фронта, и на рассвете она обрушила 1400 фугасных снарядов на эти базы. Когда прогремел последний взрыв, я находился в воздухе вместе с Ёссе Лённфорссом над аэродромом в Горской. Я отметил на карте положение бомбовых и снарядных воронок. Это пришлось проделать и над Левашово и Касимово. Затем мы спешно отправились в Суулаярви, где передали информацию артиллеристам, которые сразу отправили новые посылки по правильным адресам.

Когда мы снова появились над вражескими аэродромами, то увидели, что результаты обстрела были достаточно хорошими, финских артиллеристов хвалили совсем не зря. Кроме разрушенных построек, мы увидели, что артогнем было уничтожено несколько десятков бомбардировщиков.

Уцелевшие стратегические бомбардировщики были поспешно переведены на аэродромы поближе к Ладоге, где мы их и обнаружили во время разведывательного полета. На следующую ночь наши бомбардировщики также посетили эти базы. Утром мы прилетели проверить результаты и убедились, что летные полосы больше напоминают картофельное поле, чем аэродром.