Я бил «сталинских соколов»

28 июня я совершал обычный разведывательный полет вместе с лейтенантом Сильвенойненом, и мы уже собрали всю необходимую информацию, за которой нас послали. Мы имели строгий приказ во время полета избегать воздушных боев, потому что информация была очень ценной. Мы добывали ее с огромным риском, и ее требовалось доставить адресату как можно быстрее.

Однако повиноваться таким приказам было крайне сложно, потому что во время обратного полета столкновение с противником становилось почти неизбежным. В этих случаях мы утешали себя тем, что возникающая задержка была совершенно ничтожной. Более того, наши ВВС были настолько малы по сравнению с советскими, что лишь такие вылеты с двоякой целью позволяли им действовать более эффективно.

Поэтому я рекомендовал Сильвенойнену сделать крюк в район Тали - Ихонтала. Это было место, где мы часто сталкивались с русскими, впрочем, можно было заглянуть к Вуосалми. Сильвенойнен сказал мне, что готов к бою, и мы повернули к Тали.

Но на этот раз мы даже не успели долететь до цели, потому что чуть севернее Таммисуо мы увидели 6 или 7 штурмовиков Ил-2, которые шли прямо на нас в сопровождении 3 истребителей «Мустанг». Полупереворотом мы бросились на истребители. Упреждение было небольшим, мы открыли огонь в пикировании, хотя я увидел, что «Мустанги» уходят. Нам не удалось добиться попаданий, но эта атака была равносильна объявлению войны. Мы сбросили газ, так что дистанция между нами быстро выросла. «Мустангам» не требовалось много времени, чтобы оправиться от неожиданности, один из них отвернул влево, а два других спикировали следом за Ил-2.

В крутом вираже я погнался за истребителем, повернувшим в сторону, давая короткие очереди, чтобы заставить пилота занервничать. Одновременно я дал газ, чтобы увеличить скорость. Цель быстро росла у меня на прицеле. Русский летчик рванул руль, но слишком резко, поэтому самолет лишь дернулся, но так и остался на перекрестии. Я открыл огонь, совершенно уверенный, что попаду, потому что дистанция была минимальной. Цель находилась на высоте около 150 футов, когда вспыхнула и разбилась среди высоких сосен.

Я приказал Сильвенойнену присоединиться ко мне, чтобы лететь домой. Мы согласились, что, если кто-нибудь спросит нас о причине воздушного боя, мы скажем, что были вынуждены драться. Это была всего лишь самооборона!

Вечером того же дня, 28 июня 1944 года, вся эскадрилья получила приказ построиться в две шеренги на краю летного поля. Конечно, мы начали гадать зачем. После недолгого ожидания прибыли командующий авиацией полковник Лоренц и подполковник Магнуссон.

Когда завершились обычные военные церемонии по случаю прибытия высоких гостей, мне приказали выйти из строя. Я сразу подумал, что мне снова грозит военно-полевой суд, и попытался вспомнить свои прегрешения, которые были бы настолько серьезными, чтобы удостоиться подобной церемонии.

Когда Лоренц начал речь и сразу упомянул верховного главнокомандующего, я предположил, что маршал Маннергейм вряд ли снизойдет до наказания мастер-летчика за летные проступки. Он не сделал этого даже летом 1942 года в Криви, где я пролетел на бреющем над линией фронта, даже не подозревая, что он посетил именно этот участок.

Я очнулся от своих мыслей, когда с удивлением услышал, что меня второй раз награждают Крестом Маннергейма. Я почувствовал, что у меня пересохло в горле, когда полковник вручил мне коробочку.

Первое награждение Крестом Маннергейма было для меня совершенной неожиданностью, судя по всему, такие награждения всегда случаются внезапно. Моя первая награда настигла меня во время отпуска, когда я возвращался в Гирвас. Во время остановки в Лаппеенранта я отправился купить что-нибудь почитать, и там меня нашел капрал из нашей эскадрильи, сообщив мне потрясающую новость и поздравив. А вот теперь я стоял перед строем и, поблагодарив полковника, вернулся на свое место.

А потом выяснилось, что котенок, принадлежавший нашим поварихам, залез на высокую сосну. Поэтому девочки попросили меня достать негодника.

Делать это мне совсем не хотелось, потому что дерево было высотой около 10 метров. Но и отказаться я не мог, когда девочки сказали, что настоящий пилот не может бояться высоты.

К несчастью, никто еще не изобрел парашют, чтобы прыгать с верхушки сосны. Туда я взобрался довольно легко и быстро засунул котенка в карман кителя. Однако, посмотрев вниз, я понял, что спуск - это совсем иное дело. Наконец я добрался до земли и был вознагражден настоящим кофе и кексом.

Однажды во время воздушного боя над Рукаярви истребитель «Моран-Сольнье» MS-406 был сбит и полетел вниз, охваченный пламенем. Пилот выпрыгнул с парашютом на высоте 2600 футов, но парашют оказался поврежден, и несколько клиньев вырвало воздухом. Лишь что-то похожее на римскую свечу моталось над его головой, когда он исчез среди деревьев.