Я болею за «Спартак»

На другой день к утру пик Коммунизма наполовину скрылся в тумане. Гора пустила в ход свое самое страшное оружие. Туман в горах опаснее лавин и камнепадов. Он фантастически меняет очертания предметов. В тумане легко сбиться с пути даже в хорошо знакомых местах. Туман надо пережидать, отсиживаясь в палатках. Но для этого нужно иметь достаточно продуктов. У наших же товарищей их почти не было. И мы понимали, что, если погода испортится окончательно и надолго, штурмовики окажутся в ловушке.

Доставить наверх, в последний лагерь, продукты — такова была наша задача. Но как ее выполнить? У Ураима Керима все еще болело горло, и Зекир все еще не мог как следует разогнуть колени. Их нельзя было послать наверх.

Ни Каплан, ни я в одиночку не могли бы преодолеть ребро. Каждый из нас мог бы это сделать только на веревке с первоклассным альпинистом, знавшим дорогу по «жандармам».

Елдаш приходит ко мне в палатку.

— Товарищ начальник, — говорит он, — Ураим и Зекир хотят гору идти, продукты нести.

— Но ведь они больны, Елдаш?

— Говорят, все равно надо идти. Большой начальник без продукт сидит. Наверно, у него курсак пропал[19].

Зекир и Ураим уже одеты и ждут, чтобы им выдали продукты.

— Аида, айда, — говорят они и показывают руками в направлении к пику Коммунизма.

Они забирают продукты и уходят. Туман вскоре поглощает их.

Среди дня из подгорного лагеря приходит наш караван.

На следующее утро снежная пелена окутала лагерь. Тяжелые тучи ползли снизу, с Бивачного, сырой туман смешивался с снежными хлопьями.

Положение становилось серьезным. Надо было готовиться к организации спасательной партии.

Ураим Ташпек был послан в лагерь «5600» с продуктами и письмом, в котором мы убеждали доктора принять все меры к тому, чтобы побудить носильщиков сделать попытку, несмотря на туман, подняться по ребру в верхние лагеря.

С караваном мы послали письмо Дудину с просьбой немедленно прийти в ледниковый лагерь.

Кроме Горбунова Дудин был единственным человеком, обладавшим в отряде административной властью.

Дудин пришел на другой же день. Получив нашу записку и учтя серьезность положения, он вышел из подгорного лагеря на рассвете. Вскоре после него появились Абдурахман и Позырхан с двумя лошадьми, навьюченными продуктами и топливом.

Туман по-прежнему окутывал наш лагерь. Положение становилось все серьезнее. Снова Ураим Ташпек с грузом продуктов отправился в лагерь «5600».

В ночь с 1 на 2 сентября разразился сильный снежный шторм. Порывы бури рождались где-то на леднике между пиками Коммунизма и Орджоникидзе и с грохотом неслись вниз по грядам сераков. Они яростно набрасывались на наш лагерь. Полы наглухо застегнутых палаток надувались парусом и громко хлопали. Мы лежали в наших спальных мешках, тревожно ворочаясь с боку на бок, ежеминутно ожидая, что ветер сорвет палатки.

Шторм разогнал туман, и утром 2 сентября пик Коммунизма наконец раскрылся. Окутанный дымкой снежных смерчей, он сверкал свежевыпавшим снегом. Буря продолжала свирепствовать. Было ясно, что штурмовики по-прежнему должны отсиживаться в палатках.

Но мы все же возобновили наши наблюдения со скал Орджоникидзе, надеясь увидеть носильщиков, поднимающихся по ребру, и, к нашему удивлению, заметили трех человек, очень медленно спускавшихся из лагеря «5900» в лагерь «5600». Кто бы это мог быть?

К вечеру пять человек показались на большом леднике. Они спускались к нам. Вскоре они скрылись в сераках. Сераки и морену они проходили очень долго.

Наконец они появились на ближайшем к лагерю валу морены. Двое из них были из верхней группы. Их сразу можно было узнать не только по белым пуховым костюмам, но и по походке. Они шли с трудом, опираясь на ледорубы, медленно переставляя негнувшиеся ноги. У одного из них левая рука была забинтована. Когда они приблизились, мы узнали Гущина и Шиянова. Вместе с ними пришли Абдурахман и оба Ураима. Ураима Керима вели под руки: он был болен ледниковой слепотой и ничего не видел.

Немного удалось нам узнать от Гущина и Шиянова в этот вечер. Они валились с ног от усталости. Они успели только сообщить, что вместе с Цаком покинули остальных штурмовиков 30 августа в последнем лагере на высоте 6900 метров. Подробный рассказ был отложен до завтра.

Шиянов лег в мою палатку. Ночью он мучительно бредил. Он карабкался во сне по отвесным кручам.

— Держи веревку, — кричал он, — крепче, крепче. Ведь мы должны взять Эверест!

К утру ветер стих. Установилась спокойная солнечная погода. Блокада тумана и шторма была снята. Можно было приступить к оказанию помощи верхней группе. Отправив Абдурахмана на скалы для наблюдения за горой, мы устроили совещание и прежде всего выслушали подробный рассказ Гущина и Шиянова.

Вот что мы узнали.

23 августа, на второй день восхождения, когда вторая веревка, выйдя из ледникового лагеря, поднималась на «5600», Абалаков и Гущин с тремя носильщиками начали подъем по ребру.