Я болею за «Спартак»

Николай Петрович предлагает доктору подняться 26 августа на «5600», забрав с собой возможно больше продуктов, и ожидать там возвращения штурмовой группы.

Мы читаем записку и вскоре видим на снежнике между четвертым и пятым «жандармами» две маленькие точки: Абалаков и Гущин поднимаются по ребру. Через некоторое время на этом же снежнике показываются трое носильщиков.

Дудин и Харлампиев уходят в подгорный лагерь и забирают с собой Абдурахмана. Из подгорного лагеря они, по заданию Горбунова, попытаются проникнуть по ледопаду в таинственную долину Люлижюли, куда не ступала нога человека. Они найдут там, быть может, цветущий склон, спускающийся к реке Муксу, быть может — новый, никому не известный горный узел. По долине Люлижюли исследователи должны будут пробиться к Муксу, перейти ее и выйти к Алтын-Мазару. В ледниковом остаемся Каплан, доктор и я с поваром Елдашем и Ураимом-Голова болит.

На скалах склона Орджоникидзе, метрах в трехстах над лагерем, мы устраиваем наблюдательный пункт и тщательно обшариваем оттуда восьмикратным цейсом восточное ребро.

К вечеру мы видим, как к лагерю «5900» спускаются трое носильщиков и туда же поднимается снизу вторая веревка.

Программа третьего дня восхождения, очевидно, выполнена.

Пока все идет хорошо, но хватит ли в верхних лагерях продуктов?

Двадцать пятого августа утром никакого движения на горе не было видно. И в этот день я решил попытаться поймать на кинопленку лавину. В цирке между пиком Коммунизма и пиком 6868 они шли почти ежедневно. Надо было пройти туда с киноаппаратом и ждать. Игра стоила свеч. Удачно заснятая лавина представляла бы собой «мировой» кадр. Мне казалось, что мы почти не подвергались при этом риску: днем обычно скатывались небольшие лавины, останавливавшиеся почти у самого подножия стен. Еще не было случая, чтобы они захватили середину глетчера.

Я уже давно вел об этом разговор с Капланом, но он упорно отказывался. Он не был охотником до прогулок по трудным местам. Аргументировал он обычно «фотогеничностью» и «кинематографичностью».

— Лавина! — говорил он в ответ на мои неоднократные настояния, и его лицо, обросшее рыжеватой бородой, принимало ироническое выражение. — Мне не нужна обыкновенная лавина на белом фоне. На экране это «не играет». Гигантская лавина на черном фоне с боковым освещением — вот что мне нужно. Можете вы мне ее предоставить?

Кроме того, Каплан убеждал меня, что в задуманном им плане кинохроники восхождения некуда монтировать лавину.

Но сегодня Каплан оказался на редкость сговорчивым. Стояла прекрасная тихая погода. Горы были спокойны. Вчера не скатилось ни одной лавины. Можно было рассчитывать, что и сегодня будет «безлавинный» день. Была возможность уступить моим домогательствам и доказать, насколько бессмысленна и безнадежна затеянная мною «охота на лавины».

Итак, мы отправились в путь — Каплан, доктор, Ураим-Голова болит и я. Взвалив на спины треногу и аппарат, мы пробрались через сераки и вышли на ледник.

Обойдя несколько трещин, мы прошли вглубь, в самую середину цирка.

Ярко светило солнце. Стояла безветренная тишина.

Каплан, установив штатив, укрепил на нем аппарат. Щеточкой прочистил телеобъектив и навинтил его на место. Потом нагнулся, чтобы проверить экспозицию. И в это самое мгновение страшный грохот прокатился по цирку. На южном ребре пика Коммунизма справа и впереди нас показались клубы снега и, захватывая сверху вниз все километровое ребро, обрушилась гигантская лавина на черном фоне скал с боковым освещением. Природа точно выполнила «заказ» Каплана.

Тысячетонный вал фирна и льда, скатившись с ребра, шел перед нами поперек цирка. Высоко вверх вскидывались клубящиеся клочья снежной пыли, образуя облако.

Каплан впился в окуляр и, не отрываясь, крутил ручку киноаппарата; доктор, быстро щелкая затвором своего «Тессара», бросал мне назад кассеты с отснятыми пластинками.

Лавина прокатилась поперек всего цирка, отразилась от противоположной стены и, неожиданно изменив направление, пошла вниз по глетчеру. Она неслась на нас со скоростью и грохотом экспресса. Каплан и доктор продолжали снимать. Страшный снеговой вал неотвратимо приближался. Снежное облако серым крылом закрыло солнце. Еще мгновение — и лавина должна снести нас в трещину. Смешно и бесполезно было бы пытаться спастись бегством. Каплан продолжал вертеть ручку аппарата, доктор продолжал щелкать затвором...

Мощь лавины с каждой секундой ослабевала. Трещины глетчера поглощали снег, он распылялся и поднимался вверх легким облачком. Положение все же было критическим...

Но вот, повинуясь рельефу ледника, лавина начала уклоняться вправо. Мы увидали перед собой ее левый край, который шел не то на нас, не то немного левее.

Еще мгновение, и ледяной вал пронесся метрах в двадцати слева, обдав нас вихрем и снежной пылью.

Лавина промчалась дальше. Через несколько секунд послышался громоподобный грохот: снежный вал крушил ледяные сераки на изрезанной части ледника пика Коммунизма. Грохот постепенно стихал, и затем, вновь наступила прозрачная горная тишина.