Хуже тех умников были только те, кто говорил: «Тебе хоть двадцать пять есть? Нет? Поймешь, когда исполнится». Что я должен был понять, я так и не понял. Но когда мне исполнилось двадцать шесть, никакой возможности найти и тех умников у меня не было. Видимо, что-то поняли и «распались на Дхармы».
Так ничего и не поняв в двадцать пять, я уже почти не реагировал на тех, кто говорил: «Да после тридцати только и станет что-то ясно». В тридцать один, ровно в день рождения, я подошел к окну, глянул на сраный московский март за окном и понял, что абсолютно нихуя не ясно.
Ходил по местам, где раньше были те, кто обещал мне мудрость в тридцать, но они либо сдохли, либо хрен его знает, что с ними стало.
И вот теперь я частенько слышу: «Да только после сорока и станет ясно, что вообще и как». Но теперь я мудрее и сразу пытаюсь плюнуть такому умнику в харю, потому что уверен, что и в сорок один я не обрету ясности. Пусть лучше все так и останется непонятным. Может, оно и к лучшему? А то так встанешь утром, а тебе вдруг все стало понятно. Вообще все.
Ясно так, что пиздец, и вот что делать с этой ясностью? Непонятно.
Я планировал пробыть с Кариной все новогодние праздники, но сорвался в Москву уже второго января.
Даша написала сообщение, что соскучилась.
Карина психовала. Она не понимала, почему я уезжаю, а я ничего не мог объяснить. От этого она психовала еще больше. Я сказал ей, что люблю, поцеловал и понял, что больше ее не увижу. Когда она закрыла за мной дверь, я еще немного постоял в подъезде. Курил и прислушивался к себе. Вообще ничего не услышал.
Ничего.
Я сидел в баре и ждал Дашу. Давно уже ждал, поэтому успел порядочно накидаться пивом. Людей в баре было битком. Впереди была еще целая неделя новогодних выходных, и люди что было сил уничтожали организмы алкоголем.
В телевизоре, в интернете – да везде – обещали, что этот, две тысячи двенадцатый, год будет последним и жить нам всем осталось до декабря. Так сказали в незапамятные времена индейцы майя. А я не был против. Мне всегда хотелось, чтобы наступил глобальный пиздец. Наверное, если положить меня в какую-нибудь ультрасовременную больницу, подключить к сложнейшей аппаратуре, призвать самые светлые умы современной медицины, психологии, психиатрии, позвать астрологов, хиромантов, пару тибетских лам и одного алтайского шамана, обвесить проводами, побрить налысо и приклеить к голове всяческие электроды, ну, с такими странными присосками – можно было бы найти причину, отчего мне так хочется, чтобы он наступил.
Каждый раз, когда я слышал новость, что сегодня очень близко с Землей пролетит астероид, когда показывали убеленных сединами специалистов из НАСА, которые успокаивали и сообщали, что, дескать, волноваться нечего, все прекрасно, все пролетит мимо и ничего никуда не упадет, я расстраивался. Я надеялся, что они ошибаются и уже завтра все будет плохо. Телевизор зашуршит помехами, и покажут пустую студию новостей. Вот камера, направленная на то место, где должен быть ведущий новостной программы, но там никого нет. Иногда в кадре пробегают взволнованные люди, роняют бумаги и куда-то звонят. Появляется ведущий, не загримирован, небрит, в странном свитере и джинсах. Вот он собирается, справляется с волнением и начинает зачитывать заготовленный текст, но потом смачно плюет себе под ноги и говорит: «Да в пизду ваш текст. Люди, нам всем пиздец, через час на нас ебанется невъебенная хуйня с неба, и все, просто все. Я не знаю, что еще сказать», – и убегает в панике.
Небо озаряется всполохами, протяжно воют собаки и тянутся носами в холодное небо. Я выхожу на улицу, закуриваю сигарету – и вот! Вот оно! Ура! По небу несется огненный шар, и все – пиздец.
Помню, в детстве, когда смотрел ужастики и фильмы-катастрофы, тоже расстраивался. Я очень хотел, чтобы хоть раз зло победило добро. Чтобы летели ядерные ракеты и не было на них Брюса Уиллиса. Чтобы с неба падали метеориты, и динозавры с Кинг-Конгами разрушали города, а главного героя и спасителя человечества в конце фильма убивали с особой жестокостью. Чтобы супермена сварили в кипятке, чтобы у бэтмена сломались гаджеты и он разбился, чтобы Человека-паука сожгли на костре.
Но даже в кино ничего не долетает до Земли. Если какой потоп – то все равно все живы. Что может быть лучше, чем стать свидетелем глобального пиздеца, конца света, атаки инопланетян? Я очень надеялся, что этот, две тысячи двенадцатый, год меня не подведет.
Когда приехала Даша, я рассказывал ей про то, как хочу стать писателем и про огромные карие глаза. Она молчала и улыбалась. Потом мы катались всю ночь в ее машине по Москве. Когда наступило утро, мы сидели в машине возле ее дома и целовались. Она забралась на меня сверху и прижималась всем телом. Я безумно хотел ее трахнуть, но при этом чувствовал какое-то невероятное спокойствие, словно тысячу лет бродил по земле и наконец-то пришел домой. Мобильник звонил, приходили какие-то сообщения, но я на него не реагировал. Не хотелось знать ничего. Хотелось просто вот так сидеть и обнимать ее.