Я буду летать! Первая русская женщина-летчица Зинаида Кокорина

Впервые мой портрет появился в газете «Красная звезда» под заголовком «Женщина – красный летчик» (военный летчик РККА тов. Зинаида Кокорина): «Работницы и крестьянки СССР и всего мира получили к своему Международному дню ценнейший подарок – трудящаяся женщина впервые стала красным военным летчиком. Имя ее – Зинаида Петровна Кокорина».

Я приняла предложение руководства школы остаться инструктором в Качинской школе. Работать с людьми я умела, а летать самой, да ещё учить летать ребят, которые рвались в небо (я-то понимала это!) – что могло быть желаннее. Однако проработала я на Каче всего несколько месяцев. Успешно. Четыре очень дорогих для меня письма есть среди откликов на очерк В. М. Пескова от учлетов моей группы тех лет. Написал об этом и он сам: «Просто летать теперь уже было мало. Решила стать летчиком-истребителем. Опять учеба. Приемы воздушного боя, стрельба по цели, бомбометание. Два десятка мужчин и одна женщина учатся в Высшей военной школе под Серпуховом. Выпускные экзамены. Лучшие результаты по пилотажу и стрельбе – у Зинаиды Кокориной. Ее оставляют пилотом-инструктором в школе. Теперь она летает сама и учит летать других».

Так пришло признание. Эту оценочную характеристику, можно, наверное, дополнить свидетельством начальника Военно-Воздушной академии имени Н. Е. Жуковского генерал-лейтенанта А. И. Тодорского: «Документы того времени отмечают, что З. П. Кокорина проявляла хорошие успехи, способность к летной службе, выносливость, любовь к профессиональному делу и дисциплинированность. Все её замечательные качества были высоко оценены. По окончании Высшей школы стрельбы и бомбометания она была оставлена при ней инструктором для подготовки новых кадров советских военных летчиков»

И неофициально и официально было получено приглашение вернуться в новом звании в летную школу на Каче. Я вежливо отказалась. Объяснить двойственность моего отношения к Каче трудно… Была светлая память о первом самолете, инструкторе-Боге и друзьях-курсантах. – Здесь Кача отдала мне все, что могла. Отдала щедро, без оглядки. На Каче сбылась моя главная мечта – я поднялась в небо. – Это память– любовь. Так же щедро, подарив мне нежную любовь крылатого человека («на Каче – все иначе»: недаром же наставников-инструкторов называли богами), она безжалостно отняла его жизнь. Не отняла – взяла по договору добровольного риска – обязательного условия для тех, кто первым поднимался в небо, испытывая летные возможности примитивных деревянных аппаратов.

Так Кача изменила мою судьбу.

Уехав в Серпухов, я никогда больше не возвращалась на Качу. Не могла. Этот уродливый камень с надписями, ставший братской могилой пилотов на новом кладбище, я никогда не видела: фотографию прислали моей дочери – много позже. Я не знаю, куда девался тот первый памятник-пропеллер… В памяти остался он.

Главное не в этом. Женщина – красный военный летчик – теперь носила только мужскую одежду, короткую стрижку, курила. Её товарищи говорили, что она единственная женщина, с которой можно всерьез играть на биллиарде или красиво выпить. И которая словно не разрешала видеть в ней женщину. По-другому на Каче не могло быть. Это была жесткая память.

Глава 4 Жизнь – для живых

Работа летчика-инструктора в Высшей авиашколе военных истребителей в Серпухове отнимала очень много времени. Правда, я иногда расширяла круг своих обязанностей, чтобы появляться в маленькой, почти пустой комнатке общежития как можно позже.

Очередное горе пришло неожиданно. Телеграмму из Москвы принесли утром: «Приезжай попрощаться. Ты нам очень нужна. Соня».

С сестрой Соней я не виделась почти пять лет. Судьба резко развела нас. Потеряв маму и навсегда покинув Пермь, мы пошли разными дорогами. Её дорога казалась удачной и спокойной. Волноваться за нее не было повода. Она как-то сразу нашла свое место в жизни. Не помню, каким образом, но уже где-то лет двадцати Соня вышла замуж за москвича, своего ровесника, и стала работать по специальности (провизором в аптеке). Через год у них родился сынишка, а муж поступил в аспирантуру. Был он по специальности философом и человеком к реальной жизни мало приспособленным. Так что все материальные проблемы решала сестра и жили они очень скромно.

Беда пришла непоправимая: сестра умирала от туберкулеза – наследственной болезни семьи. Сыну Всеволоду (дома его звали Вовкой) шел третий год. Молодой отец был в полной растерянности.

Я ещё успела поговорить с сестрой и принять ее решение. Оно могло быть только одно: сестра просила меня усыновить мальчика и забрать с собою. Отец не возражал, а года через полтора вообще перестал интересоваться сыном. (Сын отыскал его уже после войны).

Я вернулась в Серпухов с мальчиком. Так судьба опять переплела горе с радостью: я потеряла последнего близкого человека, но умершая сестра доверила мне свою кровиночку – в моей жизни появился любимый человек – ребенок, который требовал заботы, которому была нужна мама. Так в военном летчике пробудилась женщина.