В военных гарнизонах много маленьких детей. В погожий день в скверике около Дома офицеров собираются небольшие группки молодых женщин с колясками и с детишками постарше, которые гуляют самостоятельно, но тоже недалеко от мамы. Это привычно для быта офицерской семьи, где жены, часто переезжающие с мужьями из одного гарнизона в другой, редко находят работу. Кроме скверика есть другое место общения – магазинчик: продукты привозили где-то к обеденному перерыву и после двух часов та же группа собиралась на новой площадке. Я была «белой вороной» – женщина в офицерской форме, успевающая только наспех поздороваться. К моему появлению с ребенком привыкли быстро: возвращаясь вечером из детского сада, я заходила в магазин. Офицеры-мужчины появлялись у магазина крайне редко.
Как выяснилось позже, именно «нетипичность» ситуации заставила меня и моего будущего мужа Сергея обратить друг на друга внимание. Вернее, он, конечно, знал о единственной женщине Летчике-истребителе в Легко-бомбардировочной эскадрилье, где он был начальником штаба, но встречаться в ситуациях служебных нам не приходилось. Меня же удивило постоянство его появлений в магазине и солидная, отнюдь не мужская, продуктовая сумка. Вероятно, он частенько был предметом обсуждения «женских собраний», да и тайны из своего бытия явно не делал. Мне о нем женщины рассказали сразу: стоило только спросить.
Сергей Николаевич Смелков, начальник штаба, живет в Доме для Командующего состава. Вероятно, разведен, но занимает двухкомнатную квартиру и живет не один. Он старший сын в многодетной семье священника маленькой деревенской церкви на Вологодчине. Отец его остался без работы и принадлежавшего церкви дома. И теперь у Сергея Николаевича постоянно живет кто-нибудь из младших: он помогает им «встать на ноги». Сейчас брат поступает в Летное училище. Жила сестра, работала на фабрике, весною вышла замуж.
Коренастый, неулыбчивый, он вступал в разговор крайне редко – в случае особой необходимости. Мне казалось, что ему чем-то понравился мой Вовка. Однажды я задержалась и опоздала взять сына из детского сада. Когда мы подошли, небольшая очередь расходилась: хлеб был распродан. Спускавшийся с крыльца военный, поздоровавшись с нами, молча вытащил из своей большой сумки батон белого хлеба и, разломив его пополам, протянул мне половину: «Обойдетесь?» Перехватив хлеб, Вовка положил его в нашу сумку и в знак благодарности, молча, по-мужски протянул военному руку. Я в первый раз увидела улыбку на лице Смелкова. И лицо стало другим. И предложение помочь донести сумку показалось естественным. Мы пошли рядом.
Таким запомнилось мне наше знакомство. Вряд ли это была любовь. В основе возникшего чувства лежало доверие к человеку, умеющему думать о других.
Это фотография примерно 1920 года. Он был кадровым военным, героем Гражданской войны: освобождал от интервентов Север страны. Фотографий года нашей встречи, как и свадебных фотографий, не сохранилось.
В марте 1927 года мы зарегистрировали наш брак. Он не просто принял, но полюбил моего Вовку, а его младшие братья так же естественно продолжали периодически появляться и подолгу жить в нашей семье. Это были спокойные и дружелюбные ребята – ладить с ними было не трудно.
Однако совместная жизнь двух кадровых авиаторов во многом зависела от служебных назначений-перемещений. Уже через два месяца меня перевели в 20-й отдельный отряд в Москву, а моего мужа – на Украину. В Авиашколе никаких претензий ко мне не имелось, наоборот, за короткий срок я получила две благодарности за выполнение летных заданий. По моей просьбе осенью 1927 года я была переведена в 36-ю Авиаэскадрилью, входившую в состав бригады, где служил мой муж. Но в 1928 г. его назначили в Киев, а пока я стала ходатайствовать о своем переводе туда же, его уже перевели в Брянск. Это обстоятельство, а главное – отсутствие перспективы в дальнейшем (окончив школу в 1925 г., я в 1929 г. все еще была и. о. командира звена) создали у меня демобилизационное настроение. Нину Гордевич снова отчислили по неуспеваемости, та же участь постигла и Евдокию Евдокимову. Был отдан приказ, запрещающий прием женщин в ВВС. И когда напоминали, что летает же Кокорина З. П., то отвечали, что Кокорина – исключение, а исключение, известно, лишь подтверждает правило: т. е. женщины – не летчики.