У меня есть много причин так думать. Ведь и я не устояла.
Краска заливает ее лицо. В сочетании с ярко-рыжими волосами это смотрится, как будто у моркови выросла красно-оранжевая ботва.
Но затем ее прорывает:
— Считаешь себя лучше меня? Да? И всегда считала. Да только с тобой тоже поиграли. Думаешь, он все равно достанется тебе? Нет уж! Если я ему не нужна, то пусть в тюрьме гниет. И да, ты права. Платон меня не трогал. Он меня просто не захотел. Знаешь, я себя такой униженной никогда не чувствовала! А синяки не проблема. Только Хромов ничего не докажет. Того, кто меня действительно ударил, не найдут. И к тебе он не прибежит!
С порога раздается спокойное:
— Ирина, тебе лучше уйти.
Мама, наверное, услышала, как она кричала.
— Уйду я, уйду! — выкрикивает Пархомова и уносится прочь.
Я вытаскиваю руки из кармана худи, где лежал телефон, на котором я успела нажать аудиозапись.
— Это правда?: — спрашиваю у мамы.
— Да, Платона арестовали и отправили в СИЗО, — отвечает она.
То, что случилось между нами, требует, чтобы я спокойно занималась упаковкой вещей и не вмешивалась. Платон получает по заслугам. Но, если сделать вид, что ничего не произошло, то я сама, чем отличаюсь от Ирины и Хромова? Разве это справедливо, что он будет наказан за Ирискину ложь? И если жаждать возмездие, то надо было заявить о похищении и попытки продажи меня в рабство. Я этого делать не стала.
— Мам…
Я даже не договариваю фразу до конца, за меня ее заканчивает она.
— Ты хочешь рассказать о визите Ирины следователю.
— Да, я записывала наш разговор.
— Так ли необходимо тебе вмешиваться?
— Если я промолчу, это будет неправильно. Я один раз уже поступила так, как не должна была. Второй раз этого делать не хочу.
— Я позвоню, узнаю у кого дело, потом отвезу тебя.
Киваю. Если бы я не знала, что Ирина оговорила Платона, то улетела бы. Теперь все же нужно рассказать правду.
— Мам, а нельзя, чтобы показания я дала уже сегодня? Чтобы не откладывать вылет?
— Можно.
Ей удается все быстро выяснить. И вот мы уже идем по коридору следственного комитета.
В кабинет к следователю я захожу одна. За это я тоже ей благодарна. Мне неудобно чувствовать себя маленькой девочкой. За столом я вижу миловидную женщину. Это, видимо, и есть Клавдия Сергеевна Струева.
— Елена Даниловна Новикова, я так полагаю? — голос у нее не слишком довольный.
— Да.
— Что привело Вас?
— В Вашем производстве находится уголовное дело в отношении Хромова. Об изнасиловании. Мне стала известна важная информация.
— Что именно? — мне кажется, или она усиленно имитирует заинтересованность?
— Ко мне сегодня приходила Пархомова. Так вот из ее слов следует, что никакого изнасилования не было. Хромов не согласился на интим, после чего она нашла кого-то, кто ее ударил. И написала заявление.
— Хм. А зачем она Вам это рассказала?
Мне не нравится настрой этой женщины. Похоже, она вынуждена меня слушать. Вот только собирается ли что-нибудь делать?
— У нее и спросите.
— Я обязательно спрошу. Но чтобы Вы понимали, Ваши слова против ее слов… Она же будет утверждать, что ничего подобного не говорила.
Я достаю специальное устройство и воспроизвожу запись. После того, как следователь ее прослушала, добавляю:
— Экспертиза без труда подтвердит, что это голос Пархомовой.
Тонкие пальцы Струевой сжимают ручку чуть сильнее, чем следовало бы.
— Милая барышня, а в каких отношениях Вы состоите с Хромовым?
Я понимаю, к чему она это говорит, и собираюсь прямо у нее спросить, сколько ей заплатили, но тут дверь открывается и в кабинет проходит мужчина. Вместе с моей мамой.
Женщина насторожилась.
— Олег Романович, в чем дело?
Платон
Скорее всего, для меня бы всё закончилось печально, потому что на помощь симпатяге с заточкой бросились Мирон и еще один сокамерник. Меня спасла случайность. Дверь камеры открылась, и внутрь ворвались сотрудники СИЗО, которые, не разбирая правых и виноватых, быстро навели порядок трехэтажным матом и чувствительными ударами палками, в результате чего мы оказались на грязном полу.
Даже в это умиротворяющее мгновение парень, который затеял драку, не успокоился, зло прошипел в мой адрес:
— Я тя все равно достану.
За что получил еще один воспитательный тумак. Я предусмотрительно не стал отвечать, потому что мазохизмом не страдаю.
Не знаю, куда дели моих соседей, но я я попал в карцер. Мрачный, темный мешок навевал воспоминания о прочитанных в детстве романах Жюля Верна. Однако мне не понравился. Было холодно и сыро, хотелось жрать и в свою квартиру в Хамовниках. Я безуспешно поискал хоть какую-то лежанку. Так ничего и не найдя, постелил на пол свой недешевый пиджак и уснул, прислонившись спиной к стене. Надеюсь, крыс здесь нет.
Когда мне в лицо ударил сноп света, я проснулся и не сразу вспомнил, где нахожусь.
— Хромов, на выход! К стене, руки за спину! — эти команды быстро привели меня в чувство.
Я не стал спрашивать, куда меня ведут, справедливо полагая, что итак всё сейчас узнаю. Меня привели в следственные кабины, где меня уже ждала Струева. Особой радости от встречи ни я, ни она не испытали.