Я была джихадисткой. Расследование в центре вербовочной сети ИГИЛ

Я имею в виду Никола Бона, молодого уроженца Тулузы, католика, позже принявшего ислам. Он прославился тем, что разместил видео, где он вместе со своим младшим братом обращается к президенту Олланду, призывая того принять ислам. Широко улыбаясь, Никола Бон приглашал европейцев присоединиться к нему в Сирии, чтобы совершить свой джихад. Он завербовал своего брата, который через несколько месяцев погиб в 20 лет, как пушечное мясо, во имя дела, которое никогда не было его делом. Чуть позже Никола, работавший преподавателем языка и одновременно вербовщиком европейцев, вызвался стать добровольцем-смертником, впервые с тех пор, как примкнул к ИГИЛ. Он взорвал себя в грузовике около Алеппо. В то время я нашла его последнюю фотографию, сделанную за несколько минут до того, как он отправился на тот свет. Он показывал указательным пальцем на небо, как это делают многие мусульмане, взывая к Богу. Вымученная улыбка не имела ничего общего с той улыбкой, с которой он был запечатлен на видеообращении к президенту. Его глаза казались пустыми, вернее, наполненными горьким разочарованием.

После гибели двух старших сыновей я встретилась с их отцом, главой процветающего предприятия по производству солнечных батарей. Живя в Гвиане[37] вот уже несколько лет, поскольку этого требуют интересы фирмы, Жерар Бон назначил мне встречу в довольно дождливый день в холле гостиницы унылого города, каким является Кайенна. Он крепко пожал мне руку. Пока я рассматривала его лицо, на котором, казалось, застыла вечная печаль, он сразу же определил правила игры: «Предупреждаю, для интервью я предоставлю вам только двадцать минут. Вуайеризм, слезы, журналистские сенсации – все это не для меня». Но через пять минут, когда я поведала ему об угрызениях совести его последнего оставшегося в живых сына, он расплакался.

Я встречалась с младшим отпрыском семьи накануне, а также с его приятелями, которые были приятелями и его братьев. Мне показалось, что юноша был в шоковом состоянии и испытывал комплекс вины. Я сама часто сталкивалась со смертью близких мне людей, и поэтому я знаю, как важно справиться с чувством вины, чтобы оно не поселилось в тебе навсегда. Вместо того чтобы говорить о покойных, я постаралась убедить отца семейства сосредоточиться на живых, а именно на самом младшем сыне. Я поведала ему о своем личном горьком опыте, поделившись с ним ключами, которые помогли мне. Однако никогда нельзя найти все замочные скважины. В противном случае жизнь не была бы такой, какая она есть. Этим я обязана отцу, который согласился рассказать мне о своей боли из-за утраты не одного, а двух своих детей. Этот сдержанный человек достойно предоставил мне столь же беспристрастное, сколь и горестное свидетельство. Он постоянно умолял Никола вернуться, но тот всегда упорно давал один и тот же ответ: «Я хотел бы… Но Сирию нельзя так просто покинуть, папа… Даже если я приеду, во Франции меня посадят в тюрьму». Жерар Бон рассказал мне, что Никола чувствовал себя ответственным за гибель младшего брата. По его словам, он сознательно покончил с собой, чтобы избавиться от мучившего его чувства вины.

Я едва успела мысленно вспомнить об этой достойной, но разбитой семье, как Билель ответил Мелани:

– Вовсе нет, смертники – самые сильные! Мы оцениваем твою силу по двум вещам: по твоей вере и по твоей отваге. Тот, кто решается взорвать себя во имя Аллаха, с честью отправляется в рай, уверяю тебя.

Смертниками вполне могут быть боевики, готовые пожертвовать своей жизнью. Но как правило, во всяком случае в ИГИЛ, самые слабые занимаются хозяйственными делами (водят машины, готовят еду), а «не столь слабые» взрывают себя. Одним больше, одним меньше… С каждым днем их ряды увеличиваются.

– Ты каждый день повторяешь мне, что ждешь только одного: рая. Тогда почему ты не становишься смертником?

Билель немного помолчал, прежде чем ответить.

– Я нужен здесь… мой час еще не пробил. Иншалла.

– Ты говоришь о тех, кто недавно приехал. А как дело обстоит с такими, как ты, более закаленными в боях, более старыми? Тебе тридцать восемь лет. Но у нас говорят в основном об отъезде несовершеннолетних и совсем юных людей.

Ай. Мелани оскорбила Билеля. Нахмурившись, он спрашивает:

– Как ты узнала, что мне тридцать восемь лет?

Мне так и хотелось сказать этому идиоту, который выдает себя за грозного гения контрразведки, что на его профиле в скайпе написаны: его город – Ракка, его гражданство – француз, его возраст – 38 лет. В более личном плане я просто не могла забыть, что Билель родился в 1976 году, то есть в том же году, что и один из моих братьев. По иронии судьбы эта дата мелкими цифрами вытатуирована, вдали от посторонних глаз, под моим безымянным пальцем правой руки. К счастью, они родились в разные дни. Мелани отвечает, что она видела это по Интернету. Билель реагирует, как настоящий мачо: