Я - Даго. Я - Даго Пестователь

Милка открыла ворота конюшни и скользнула вовнутрь. Ее охватил резкий, душный запах конского пота и навоза, но для нее этот запах был приятным и даже возбуждающим, поскольку она всегда слышала, когда испытывала удовольствие с козлом. Запах этот предсказывал незабываемое наслаждение, и потому, даже днем, под каким-либо предлогом забегала Милка в конюшню, чтобы втянуть его в ноздри. Сейчас в конюшне было темно, конюх громко храпел на своей постели, лошади хрупали овсом. Карлица подумала, что, назло княгине, еще раз доставит она себе в конюшне это отвратительное удовольствие, и потому на ощупь прошла под стенкой до угла, где прятала козла. Как обычно, протянула она в темноте руку, чтобы нащупать пальцами кос­матый мех животного, но сейчас пальцы ее встречали только пустоту. Нет, не было козла в углу, кто-то забрал его, увел куда-то, украл…

Она споткнулась – что-то валялось на полу, в навозе. Милка присела и начала нащупывать руками. Тут ее пальцы встретили косматый мех, покрывающий холодное и мертвое тело. Переполненная ужасом и болью, гневом и жалостью к себе, передвигала Милка ладони по косматому боку, пока не достала до шеи, до застыв­шей крови и до лежащей неподалеку, отрубленной мечом или секирой головы. Кто это сделал? Кому княгиня выдала ее тайну?

Годон с Ящолтом. Ну да, ведь они были любовниками княгини, а любовникам разные вещи рассказы­вают. Они отомстили княгине, положив ей на подушку голову Гизура. Но они отомстили и Милке, ибо она верно служила Хельгунде, и вот бросили в навоз голову несчастного козла.

Не застонала карлица от боли и жалости, чтобы не разбудить конюха. Тихонечко выскользнула из ко­нюшни и побежала во двор. Вошла она в пустой тронный зал и только там расплакалась. И там же, через какое-то время, пронзила ее мысль: а почему это как раз этой ночью Хельгунда разговорилась с ней про козла, прика­зав его на следующее же утро убрать со двора? Так по чьему же приказу отрубили голову косматому дружку – Ящолта, Годона или Хельгунды?

Абсолютно бесшумно – как и перед тем – вернулась Милка в спальню княгини и легла на шкуре возле ложа хозяйки. Но не заснула до самого рассвета. Беззвучно шевелила она губами и повторяла: "Приди, Пестова­тель, уничтожь все Гнездо. Приди, Пестователь, уничтожь все Гнездо. Приди, Пестователь, приди, Пестова­тель…"

И в то же самое время рыцарю по имени Мсцивой, который привез в Гнездо голову Гизура, заступил в лесу дорогу человек по имени Зидал. Он присоединился к Мсцивою, поскольку, как сам сказал, тоже спешит он в лагерь Пестователя. А по дороге вонзил он ему нож в спину, после чего отрубил голову, которую под утро занес в шатер Херима, за что и получил две серебряные гривны.

А на следующий день Даго, Господин и Пестователь, получил звание: Дающий Справедливость.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

КРУШВИЦ

До Высокого Града над Висулой доходили из Мазовии пугающие вести. Рассказывали, что ранней весной от чудовищной заразы, называемой Мором, погибло все население Города Женщин. Некому было сжечь людских тел, и над перерезанной каналами и дамбами Страной Квен вздымались тысячи ворон и галок, что прилетали сюда из самых дальних мест, чтобы обжираться падалью. Именно тучи никем не пуганных птиц и обратили внимание обитателей окрестных вёсок и градов; тут же нашлось несколько смельчаков, которые, подгоняемые любопытством, выбрались осторожно в Город Женщин. Застали они его без единого живого человека: повсюду валялись расклеванные птицами тела. Трупы лежали кучами в деревянных домах, а по пустынным улицам шастали стада одичавших котов и собак, тоже питающихся людскими останками.

Рассказывали, будто зараза подействовала смертельно лишь на женщин. Мужчинам – невольникам, рожденным от савроматских женщин, удалось сбежать из Города Женщин, и теперь они шатались по Мазовии, разнося Мор. Но сами они не умирали, даже наоборот, проявляли такую силу и дикость, что очень скоро им уже принадлежала большая часть вёсок и небольших городков. Проявляли они необыкновенное искусство в стрельбе из луков, не боялись ни сражений, ни мук. Если же что болело у них – вместо того, чтобы выть от боли, они пели. Такую вот силу давала им кровь савроматских женщин.