Я – дочь врага народа

Горжусь тобой я, милый мой!
В столе моём живут тобой
Стихи, которых лучше нет!
Им ты помог увидеть свет!
Вчера ты нежно обо мне
Сказал соседке, что во сне
Лишь только мной одной живёшь…
Я поняла, что ты не лжёшь.
И я стремлюсь к тебе душой,
О, незабвенный, милый мой!
Как рвётся птица в поднебесье,
Во мне весенний бродит сок,
Ещё, ещё, ещё чуток…
И я спою безумья песню!

– Ни хрена! – восклицает чьё-то мнение.

– Обалдеть! – подхватывает другое…

Тут Галина оборачивается…

Она – не дура, поскольку в прекрасных её глазах сквозит настороженность. Однако её внутреннему существу непривычно понимать формы отрицания. Взгляд меняется: из-под приподнятых бровей скользит по каждому высокий взор… Доходит очередь и до Лизы – дескать, ты, что ли, сказала? Лиза вдруг тянет себя за уши и высовывает язык…

– Ну! Ты! – вспыхивает красавица.

Однако Губошлёп успевает произнести:

– Не обращай на неё внимания. Это у неё обычное… – поясняет он, затем начинает убеждать красавицу, что стихи у неё, поньмаешь, нормальные. Но тенденция у нынешней поэзии – трудовая направленность, вызванная стремлением советского человека к коммунизму!..

– Для этого существует проза, – не соглашается Беза. – Она от выдумки. А поэзия – наитие! Это проявление Божественной воли!

– Поньмаешь ли, – продолжает убеждать её Губошлёп. – В наше безбожное, так сказать, время трудно опубликовать стихи подобной тематики.

– Так ты ж пока ещё и не пробовал!..

Красавица раздражена, потому кроет руководителя на «ты»!

– Хорошо! – не смеет он не уступить её натиску. – Я постараюсь предложить твои стихи редактору «Сибирских огней».

– Хорошо! – смягчается она и убеждённо спрашивает: – А когда можно будет получить гонорар?

– Тудыт твою мать! – не сдерживается Лиза. – Да у твоего отца денег – куры не клюют!

– Не клюют! – соглашается фифа. – Но мне пора иметь собственные! А то на туфли – проси, на духи… французские – проси…

– На маникюр, на кудри… – подсказывает кто-то из ребят.

Галина снимает шляпку, трясёт превосходной гривою волос и сообщает:

– Кудри у меня свои!

– Ну ладно! – решает она, поворачиваясь к Губошлёпу. – Завтра ты относишь мои стихи в журнал – пусть почитают, а через недельку я сама с ними поговорю…

В дверь студии заглядывает плечистый парняга: причёска – коком, на галстуке – мартышка… Спрашивает с нетерпением:

– Долго ты ещё тут?!

Галина поднимается, произносит: «Иду» – и сообщает всем:

– Машина ждёт – извините…

В комнате остаётся неловкость и французский аромат.

Нарушая молчание, Лиза со вздохом тянет:

– Да-а! Ни хре-на-а себе…

И медленно проговаривает:

Жаль! Рифмачи не понимают —
Стишки стихами не бывают!

Кто-то из ребят восклицает:

– О! Вспомнил! Этот парень – наркоман!

Перед окончанием занятия Губошлёп обращается к Лизе:

– Задержись на пару минут.

В опустевшей комнате он спрашивает её:

– Тебе, вижу, духи понравились?

– Ещё бы!

– Хочешь такие?

– А на что я жрать буду?..

– Так вот, – предлагает он. – Я беру тебя к себе на подработку. Техничкой. По совместительству. Там де́ла-то, вечерком – на пару часов… И покупай себе… чего надо. Согласна?

– Ещё бы! – повторяет Лиза.

Следующим днём она стоит перед начальником отдела кадров соседнего завода. За столом – должностной Иван Архипыч – Губошлёп. Он говорит вполголоса:

– Так, Лизавета! Я решил оформить тебя на полную ставку. Тебе же при этом ничего делать не надо…

– Это как?

– А так, – уточняет он. – Каждый месяц получаешь зарплату, половину оставляешь мне, половину себе. И – гуляй… И всё!

– Нет! Не всё! – возражает Лиза. – Ты, падла, уверен, что все детдомовские – подонки.

– Ради бога! Потише: люди за дверью…

Но Лизу уже не остановить. Она почти орёт:

– Ах ты, сволочь! Да мне твои духи говном вонять будут…

Она торопится оставить кабинет, распахивает дверь и с порога договаривает:

– Ворюга! Ещё Бога вспомнил!

От завода к дому пёхом – версты четыре. Сегодня дорога и того длинней – она так и тянет вернуться и врезать Губошлёпу по морде. Но Лиза только повторяет:

– Вот гад!

Смеркается. Издали она видит, что у дома её поджидает Михаил!

Лиза рада бы пройти мимо. Но перед нею расцветает букет ромашек.

Какой мучительный аромат! Куда французским духам…

На плечах его тёплые руки, по коже – мороз. За спиною – ласковый шёпот:

– Девочка моя!

А ей хочется в кровь разгвоздить прошлое, которое Лиза никогда не посмеет ему объяснить, с которым невозможно смириться…

А значит, нельзя согласиться с присутствием в её жизни Михаила.

– Не-ет! Не-е-ет! – крутит Лиза утонувшей в цветах головою, отрицая разом и прошлое, и настоящее. – Нет!

Михаил пытается развернуть её лицом к себе, но она рвётся прочь и исчезает в подъезде…

Новые сани