Я – дочь врага народа

Мальчишки, загнанные в игровую комнату, выставились в окна – завидуют.

Зинаида Ивановна идёт вдоль строя, считает:

– Пятнадцать, шестнадцать – все на месте. Смотри у меня, Быстрикова! – грозит она Лизе пальцем и идёт к воротам.

У распахнутых ворот стоит сама Лидия Кронидовна. Она распоряжается громко и нервно.

Машина до ворот не доходит. Урча, останавливается за оградой. Девочкам её не видно: им приказано стоять – не шевелиться! Однако при появлении пеших гостей во дворе слышен общий вдох удивления:

– Ух ты!

Полковник с женою!

Полковник – жилистый, высокий! Рука на перевязи! Герой! Полковничиха низенькая, моложавая, сдобная, как Зинаида Ивановна, и вся в креп-сатинах!

Полковник задерживается у ворот – разговаривает с Лидией Кронидовной. Полковничиха с медсестрой приближаются к девочкам безо всяких приветствий!

Туфельки на ней лаковые, ручки пухлые, кудельки белые, голосок мягкий. Она спрашивает Зинаиду Ивановну:

– Какую вы мне посоветуете?

При этом они медленно идут вдоль голубых трусов. Полковничиха близорука. Она всматривается в девочек, а им кажется, что внюхивается. Она внимательна ко всякому на теле пятнышку, царапине, коросте. Велит поворачиваться туда-сюда. А ещё повторять:

– Прекрасная погода!

Вот она останавливается против Лизы, велит сказать про погоду. Лиза глядит полковничихе прямо в глаза. Они чуть навыкате, жидко-голубые. А у мамы были тёмно-коричневые. Совсем не то. И Лиза отворачивается.

– О-о? – вроде как одобряет полковничиха. – С характером! Это интересно!

– Очень своеобразная девочка! – говорит Зинаида Ивановна. – Пойдёмте дальше.

– Нет-нет! Погодите, – придерживает её гостья и спрашивает. – Кто у неё был отец?

Лиза, не повернувшись, опережает ответ Зинаиды Ивановны:

– Враг народа!

– Это интересно! – повторяет полковничиха и пытается рукою за подбородок повернуть Лизу лицом к себе. Острые её ноготки требуют повиновения. Больно! И Лиза, неожиданно для самой себя, впивается зубами в холёную руку.

Лиза никогда и ничего не делает абы как!..

Она и со своего места срывается вихрем. Уносится за угол детдома – в заросли шиповника. Сидит там, слышит шум уходящей машины, жалеет о том, что не воспользовалась распахнутыми воротами…

Только перед ужином её отыскивает в зарослях детдомовский сторож – Степан Матвеевич. Он предан Лидии Кронидовне до безрассудства. Потому даёт Лизе крепкую оплеуху и силой тащит в изолятор. Туда, где полугодом назад Лиза спасла от смерти стольких ребят. Там её ждёт сама директриса! Она сидит на краю одной из кроватей. На коленях у неё верёвка.

Степана Матвеевича она просит посторожить за дверью. Встаёт. Скидывает с кровати постель. Указывает Лизе на голую сетку. Сетка ромбиками. Лиза ложится на «ромбики» спиной. Лидия Кронидовна привязывает её и молча уходит. И запирает дверь на ключ.

Хотя форточка закрыта, но в изоляторе полно комаров и мух. Комары скоро напиваются и затихают. Мухи – страшнее. Они вечны в своей суете…

Дверь отворяется только утром. Лидия Кронидовна одна. И слава богу! Лишь она одна видит, что Лиза описилась.

Лидия Кронидовна распутывает верёвку, сдёргивает с Лизы мокрые трусы. Велит ими вытереть пол.

Чтобы не выставлять перед директором голую попу, девочка подползает под кровать со стороны спинки и выполняет приказ.

Лидия Кронидовна уходит и трусы уносит. Лиза кутается в простыню.

Директор возвращается с плотной одеждой – чтобы никому не были видны ромбики кровоподтёков. Одетой Лизе она велит:

– Ко мне в кабинет! Марш!

В кабинете и медсестра, и воспитатели, и кастелянша, и даже Софья Борисовна. Все ахают – сокрушаются. И Софья Борисовна тоже.

Лиза не может понять, кто же больше всего тут пострадал, и ей хочется всех, без разбору отравить. Она стоит у дверного косяка и не слышит, о чём её спрашивают. Всю ночь она не спала. Чтобы умалить боль, сочиняла. А теперь надумала повторить вымысел. Потому начинает шептать:

День какой! Весёлый да хороший!
Словно чьей-то сильною рукой
Был кусочек солнца с неба сброшен
И разбит на влажной мостовой…

– Да она нас не слушает! – взвизгивает Зинаида Ивановна. Она почти кричит, обращаясь к девочке. – Дура! Хлебнёшь ты в жизни горя!

– Я знавала их семью, – говорит Лидия Кронидовна. – У них вся порода такая упрямая. Немудрено, что Лиза осталась сиротой…

Никому в кабинете нету дела до того, что шепчет девочка…

Только Софья Борисовна пытается щебетать:

– Опомнись, деточка! Тебя же в другой детдом собираются перевести!

Но Лизе и Софья Борисовна кажется лживой. Уж больно она старается, чтобы её услыхали. Но здесь, похоже, никто никого не намерен выслушивать. И Лиза, чтобы заглушить ненужный разговор, начинает петь:

Из края в край – вперё-от иду —
Сурок всегда-а со мно-ою…

Все замолкают. Софья Борисовна сморкается в клетчатый мужской платок. Кроме скрипки она, похоже, ещё и этот платок от войны уберегла…

Спасибо великому Сталину