Я – дочь врага народа

Лизе утром повезло стибрить у сторожа газету. Теперь она сидит на собачьей будке и читает. Хозяйка будки строгая, но Лиза её любит, и собака это понимает. Она рычит на сторонний голос, и девочка слышит, как воспитательница зовёт её:

– Ничейная! Иди сюда!

Лиза следует за воспитательницей в кабинет директора.

Там Катя. И её отец. Он указывает на дочь, а говорит Лизе:

– Она не хочет без тебя уезжать. Поехали с нами. Ты не спеши отказываться. Подумай. А мы завтра ещё придём…

Лиза растеряна. Воспитательница, твердит:

– Куда собралась, дура? Всю жизнь будешь ей трусы надевать…

И директор туда же:

– Он молодой, красивый! Если женится? Кто ты будешь для мачехи? Пришей кобыле хвост?

Однако Лиза упорствует, хотя понимает, что они по-своему правы.

В тот же день в детприёмник приносят документы о распределении ребят по детдомам. Лиза узнаёт, что завтра её направляют в Бердск.

– А Кате скажу, – обещает директор, – что ты опять сбежала…

Ну и что?

Июль. Вечер. Таёжная просека. На дороге две девочки. Одна из них – Быстрикова Лиза. Она шагает босиком – натёрла ноги. Шнурками связанные ботинки переброшены через плечо. Платье великовато. Голубые цветы на нём линялые.

Лизе скоро тринадцать, но ростом она не особо удалась. Другая девочка – Полина Польских. Она явно младше Лизы. И платье на ней поновей. И обувь не казённая – красные туфли.

Полина боязливо жмётся к Лизе, часто оглядывается. Лиза говорит ей:

– Перестань озираться! Она и не думает нас догонять. У неё с шофёром шуры-муры…

Но младшей не до увещеваний. Она хнычет:

– Есть хочу.

– Ну и что? – удивляется Лиза. – Терпи. У тебя первый детдом, а меня уже в шестой направили. Думают, что я с такой дали не убегу.

– А как ты убежишь? На машине и то два дня ехали.

– Это по грязи… Тут как пройдут дожди – чёрт ногу сломит, – бабушкиными словами говорит Лиза. – А посуху…

Она машет рукой, дескать, посуху ей пробежать от Кыштовки до Татарска – раз плюнуть. Но Полина противится:

– Шофёр говорит, что тут далеко. Двести километров с гаком!

– Я и без него знаю… Ну и что?

– Не убежать, – говорит Полина. – Поймают.

– Пусть тогда на себя пеняют. Сами будут рады от меня отделаться…

– В детдоме сильно бьют? – спрашивает Полина.

– Узнаешь, – отвечает Лиза и досадует: – Да не оглядывайся ты! Гуляет наша воспитуха…

– А если медведь?!

– Ну и что? Сожрёт. А документы наши выбросят. И всё!

Полина плачет.

– Не реви! – говорит Лиза. – Вон уже крыши видать. Пришли!

Дома в селе добротные. Захудалые избёнки редки. На чистой широкой улице ни собак, ни скотины.

Детдомовские ворота глядят на сельскую площадь, где стоит деревянная церковь без крестов, но с вывескою «Клуб».

Усадьба детдома огорожена заплотом из двойного горбыля. Централ, а не детдом! В плотных воротах прорезана калитка. Она заперта, Лиза стучит.

Тут же над забором вырастает лысая голова и спрашивает пацаньим голосом:

– Чё нада?

– Директора зови! – так же грубо отзывается Лиза.

Голова разворачивается во двор и кричит:

– Колька, позови Бульдога. Тут новенькие…

И сразу же поверху забора возникают, будто насаживаются, лысые головы. Они принимаются язвить:

– Опять… Недоделки-мокрощелки…

– Крысы навозные…

Покуда калитка медлит отвориться, девочки становятся и солёными мартышками, и общипанными курицами, и ещё чёрт-те кем.

В прощелину скупо отворенной калитки высовывается так-таки бульдожья голова. Нос у неё пятачком, щёки отвислые, подбородок до второй на рубашке пуговицы. Однако же голова не лает. Наоборот. Спрашивает задушевно:

– Вам кого, милые?

– Директора, – отвечает Лиза.

– Я – директор.

– А мы – новенькие.

– А где сопровождающий?

– Осталась в Кыштовке. Утром будет.

– А документы где?

– У неё.

– Тогда извините. Без документов я не имею права вас принять.

Калитка затворяется, и это вызывает в лысых головах улюлюканье.

Подвернувшимся под руку камнем Лиза запускает в них. Головы осыпаются во двор…

Звучит голос горна.

– Это вечерняя поверка, – сообщает Лиза. – Скоро отбой.

Она идёт от калитки, поворачивает за угол забора. Полина плетётся следом. Хнычет.

– Подбери сопли! – со злостью говорит Лиза. – А то узнаешь, как в детдоме бьют!

Девочка затихает, а Лиза показывает рукой и говорит:

– Во-он густые лопухи. Пойдём туда. Спать охота.

Уже давно

Полина спит. Голова её покоится на Лизиных коленях. Ни комары, ни ночная прохлада, ни голод сну её не помеха. Лизе скучно и завидно. Со сном у неё с детства нелады… Малейший толчок или звук – его как рукой снимает! Странно и то, что в любой момент ночи Лиза способна без часов определить время.

Сейчас где-то половина первого. Ночь июльская. Не белая, конечно, но и не слепая. Тишина. Птицы, собаки, ветер – всё оцепенело. Разве что спросонья стрекотнёт в траве кузнечик. Или в близкой тайге крикнет филин…

Однако Лизу надо умудриться напугать. Она давно отбоялась. И всё же к ночи не прислушивается только дурак.

Девочке грезится, что она слышит, как по земле идут секунды: тик-так, тик-так, тики-таки, тики-таки…

Вдруг секунды сбиваются с ритма, и до Лизы доходит пацаний шёпот:

– Да я видел. Сюда они пошли!

– А если она загнала уже ботинки?