Я – дочь врага народа

Никогда прежде Лиза не видела ни одного человека с таким горящим лицом. Она и подумать бы не могла, что этот тихоня способен иметь полные бешенства глаза!

Лиза спешит к нему, схватывает за рукав. Но Коля вырывается и через пару секунд оказывается на конвейере, рядом с комсоргом.

– Люди! – взывает он. – О ком вы плачете?! Господи! Кто погубил нашего народу больше, чем Гитлер! Разве не Сталин?! Будь он…

Борис Владимиров сшибает мальчишку на пол, но Коля умудряется докричать:

– Проклят!

Оцепенелый митинг взрывается негодованием…

Лиза кидается было к упавшему, но кудрявый, любимый еврей успевает ухватить её за локоть и повелеть:

– Быстро! На улицу! Быстро!

Он буквально вытаскивает её из голосящего содома и толкает к выходу…

А весна выдалась отменной! Воздух, даже во дворе завода, до синевы чист, хоть и наполнен похоронными гудками. И – ни души!..

Лиза бредёт до проходной…

Она, отученная детдомами плакать, сейчас, уверенная, что Коле Грачёву теперь никогда не поступить в семинарию, плачет и не может остановиться…

Как хорошо, что никто этого не видит…

Рыбья кость

В цехе Коля Грачёв больше не появляется. Поговаривают, что он – в сумасшедшем доме; полагают – и того хуже… Хотя – куда уж… А ему только семнадцать лет! Совсем мальчишка!

Борис Владимиров и на Лизу поглядывает с предупреждением! А его авангард – свысока! Общежитие шепчется и ухмыляется…

А на дворе – День Победы!

В городском парке – танцевальный вечер. Порхают нарядные девушки.

Лиза в коричневом рэушном платье, по подолу отпущенном ею самой вязаным кружевом. Длинная, скукоженная, стоит у решётки на танцевальной площадке.

В парке она иной раз появляется, но только на подхвате. Случается, какой-нибудь девахе не с кем туда пойти, зовут Лизу.

Идёт!

Она умеет и любит танцевать, но её никто не приглашает…

А вечер танцев близится к завершению.

А тут появляются двое матросов, задерживаются рядом с Лизою, присматриваются – с кем повальсировать. Она слышит их разговор.

После нескольких замечаний один говорит:

– Да вот, смотри… Какая тростиночка!..

– Да ты чё? Нашёл тростиночку, – усмехается другой. – Коромысло ходячее. Не-е! Я люблю стройных…

Первый не соглашается:

– Это уж… кому поп, кому попадья… А сутулится потому, что ещё не расцвела…

Лиза понимает, о ком речь, делает шаг – отойти, моряк спешит протянуть ей ладонь. Она отшатывается. Парень успевает подхватить её. И она уже кружится в своём, по сути, первом настоящем вальсе…

Лиза не понимает, о чём он спрашивает; немного приходит в себя, когда оркестр умолкает. Тотчас рядом оказываются «свои» девчата. Глаза их полны удивления и зависти. А моряк сообщает:

– В жизни так здорово не танцевал! Да ещё с такою красавицей!

Тут в груди Лизы что-то лопается – нарыв терпения, что ли? Ей кажется, что худшей насмешки над нею никто ещё не строил. И она злобно шипит в лицо парню:

– Пошёл к чёрту!

Её дерзость моряка почему-то не удивляет. Он смотрит на девчат и спрашивает, улыбаясь:

– Уж не вы ли её так… устряпали?.. Кумушки-кухарушки!

– Чё ты лыбишься?! – вдруг подступает к нему рыжая Галина Гурьева. – Тоже мне… Заступничек нашёлся! Да ты знаешь, что она…

Лиза кидается прочь, под звёзды…

А ночь ласковая, добрая.

Лиза бродит по улицам до рассвета. Досадует на то, что опять не может унять слёз. А в голове колышутся в такт её шагам строки, строки, строки:

Идёт разлука, как старуха,
Глядит на всех из-под руки.
И отдаются в сердце глухо
Её несонные шаги…

Они подхватываются заревым русским ветерком и вместе с душою Лизы танцуют под недавние звуки вальса:

Любви соперница седая,
Надежде – желчная свекровь,
Она неверием питает
Испорченную ложью кровь.

И ещё:

В минуты дикого азарта,
Покорность требуя в залог,
Тасует судьбы, словно карты,
Изобретательный игрок…

Утром девчата, собираясь на работу, встречают Лизу издёвками.

Рыжая Галя завивает перед настольным зеркалом модные пейсики, накручивая волосы на ручку вилки, гретой над свечой. В то же время она успевает есть кашу прямо из кастрюли и сообщать Пельдуске:

– Ой, Валюха! Жалко – тебя не было вчера на танцах. Видела бы ты… Рыбья кость-то наша… Растанцевалась…

– Да уж слыхала, – отзывается Валюха. – Моряк-то, говорят, задрипанный.

– А то… Нашёлся заступник… Я ему как выдала, что она у нас всё проссала…

И тут в Лизе не лопается – трескается нутро. Взмах руки – и кастрюля с кашею летит в рыжее лицо. Зеркало – вдребезги! Горячая вилка на ноге хозяйки…

Одним махом – на лице синяк, на руке порез, на ноге волдырь! Визгу больше, чем в день смерти Сталина. К обеду у пострадавшей и больничный готов, и жалоба начальнику цеха…

Лиза стоит на пороге его кабинета. А он молчит. Он смотрит и молчит. А ей впору провалиться сквозь землю…

Минуты через две он спрашивает с расстановкой: